Одна крошечная ложь
Шрифт:
От этих слов я закатываю глаза. С каждым днем мысль об Эштоне с кем-либо — его девушкой или любой другой — становится мне все более ненавистна, а эти слова вызывают скручивающий внутренности образ.
— В любом случае, прости, что приплел Эштона. Он — мой друг, но говорить о нем у меня нет никакого желания. Давай поговорим о…
Он поворачивается и берет меня за талию. Язык Коннора проскальзывает в мой рот. Этот поцелуй длится дольше, чем любой наш поцелуй до этого. Хотя я осознаю, что не возражаю. Мне даже нравится, и я кладу руки на его крепкую грудь. Боже, у Коннора и правда отличное тело. Остальные девушки точно уже это
Виновато пиво, видимо.
А, может быть, они, наконец, начали принимать тот факт, что Коннор может быть очень правильным для меня.
* * *
— Я тебя предупреждала, — напоминаю я, разогревая мышцы ног.
— Все не может быть настолько плохо.
Я убеждаюсь, что она видит мою ответную гримасу. Если не учитывать обязательные пробежки на физкультуре в школе и тот случай, когда доктор Штейнер заставил меня бегать на ферме за курами, я избегала любых форм бега. Удовольствия от него никакого не получаю и умудряюсь хоть раз, но споткнуться.
— Давай же! — наконец, визжит Рейган, подпрыгивая от нетерпения.
— Ладно, ладно.
Я собираю волосы в высокий хвост и, потягиваясь, встаю, а потом бегу вслед за ней. Вот и еще один аргумент против пробежки: на улице пасмурно и прохладно, а дождь то моросит, то прекращается. Рейган же клянется, что в местном прогнозе погоды было обещано, что через час станет солнечно. Мне кажется, что она врет, но я не спорю. После вечеринки ее отца отношения между нами были странноватыми. Поэтому, когда она попросила пробежаться с ней сегодня, я сразу же согласилась. Несмотря на скользкие дороги и все такое прочее.
— Если мы пробежим эту улицу до конца и обратно, получится две мили. Справишься? — спрашивает Рейган, а потом добавляет: — Мы сможем остановиться и пройтись, если почувствуешь слабость.
— Слабаки хороши в ходьбе, — усмехаюсь я.
Она недовольно фыркает.
— Да ты, наверное, похудеешь от простого чиха.
Через несколько минут у нас получается бежать бок о бок, когда мои большие, медленные шаги совпадают с ее мелкими и быстрыми. Тогда она и выпаливает:
— Почему ты не рассказала о своих родителях?
Не могу понять, злится ли она, ведь никогда не видела ее в таком состоянии. Но судя по тому, как Рейган закусывает губу и хмурится, ей очень неприятно.
Не знаю, что еще сказать, поэтому отвечаю:
— Просто эта тема никогда не всплывала. Правда. Это единственная причина. Прости.
Мгновение она молчит.
— Ты не любишь об этом говорить?
— Да нет, — пожимаю плечами я. — По крайней мере, не избегаю этого разговора.
Не то что моя сестра, которая запихнула все подальше в могилу с тлеющим динамитом. С того самого утра, когда я проснулась и увидела сидящую у своей кровати тетю Дарлу с покрасневшими глазами и Библией в руках, я просто это приняла. Пришлось. Моя сестра была едва жива, и мне нужно было сконцентрироваться на ней и том, чтобы мы с ней жили дальше. Так что, в одиннадцать лет, едва живая после гриппа, который спас меня от той аварии, я вылезла из постели и приняла душ. Позвонила в свою школу и в школу, где работали родители. Сообщила о случившемся соседям. Помогла тете Дарле упаковать наши вещи и переехать. Помогла заполнить бумаги на получение страховки. Убедилась, что меня сразу же зачислили в новую школу. Убедилась, что все, кому это было необходимо, узнали о гибели моих
Некоторое время мы бежим молча, а потом Рейган говорит:
— Ты же знаешь, что можешь все мне рассказать, да?
Я улыбаюсь своей крошечной подружке.
— Знаю. — Пауза. — И ты тоже знаешь, что можешь все мне рассказать, да?
За нее отвечает широкая, радостная ухмылка, такая, когда прямо под глазами появляются миленькие ямочки.
Я решаю, что этот момент идеален для полной смены темы разговора.
— Например, можешь перестать притворяться, что вы с Грантом не встречаетесь. — Я умудряюсь вовремя перехватить Рейган за руку, чтобы она не ткнулась носом в тротуар. Рейган восстанавливает равновесие и поворачивается ко мне. Глаза ее округлились, а щеки пылают. — Я думала, ты не умеешь краснеть, Рейган.
— Не говори никому! — шипит она. Ее хвостик раскачивается из стороны в сторону, когда она вертит головой и прищуривается, глядя на кусты, словно кто-то там мог спрятаться. — Никто не знает, Ливи.
— Серьезно? Думаешь, никто не знает? — К моему глубочайшему удовлетворению она краснеет еще сильнее. — Мне кажется, все знают. Или, во всяком случае, подозревают. — На днях Коннор ни с того ни с сего сказал о том, что Грант бегает за Рейган. Как-то я даже заметила, что пару раз Тай качал головой, глядя на них, а уж если до него дошло, то остальные понять просто обязаны.
Задумавшись, она прикусывает губу.
— Ладно. Нельзя просто стоять. — Мы легко бежим дальше. — По-моему, все к этому шло. Мне он всегда нравился, а весь прошлый год он со мной заигрывал. Однажды вечером мы с ним столкнулись в библиотеке. В укромном уголке. Поблизости никого не было… — Она пожимает плечами. — Все просто случилось.
— В библиотеке! — восклицаю я.
— Тихо ты! — На бегу она машет перед собой руками и хихикает.
— Но… — Я кривлюсь. — Где? — В этой библиотеке я была много раз, и не могу вспомнить ни одного уголка настолько темного и уединенного, чтобы заниматься там чем-то, кроме чтения.
— А что? — задорно ухмыляется она. — Хочешь развлечься там с Коннором?
— Нет! — При одной только мысли о том, что я предложу нечто подобное Коннору, я хмуро гляжу на Рейган.
Однако это ее не останавливает. Изогнув бровь, она спрашивает:
— С Эштоном?
Я чувствую, что краснею до самой шеи.
— Между нами ничего нет.
— Ливи, я видела вас тем вечером в «Шоушенке». Видела, как ты на него смотрела. Когда ты уже признаешь это?
— Что признаю? Что у моей соседки слишком развитое воображение?
В ответ она закатывает глаза.
— Ты же знаешь, чем больше времени проходит, тем тяжелее становится?
— Нет, не знаю, потому между нами ничего нет! — Вспомнив кое-что, я спрашиваю: — Эй, а он расстался с Даной?
Она пожимает плечами.
— Не слышала, но кто там его знает. У Эштона все скрыто за семью печатями.
— В смысле?
— У него может быть дюжина братьев и сестер, а ты никогда об этом не узнаешь. — Рейган прерывается, чтобы глотнуть воды из бутылки. Протерев рот рукой, она продолжает: — Папа всегда узнает членов команды. Ну ты понимаешь: их семью, успеваемость, специализацию, планы на будущее…Он считает их своими мальчиками. — Вспоминая крупного, крепкого мужчину с вечеринки и все хлопки по спине и вопросы, я понимаю, о чем речь. — Но он совсем немного знает о собственном капитане. Практически ничего.