Одна на миллион
Шрифт:
Никита говорил, что Женя винит его в смерти родителей, а по короткому разговору в их квартире, который мне удалось застать, я представляла, как сильно они, должно быть, ненавидят друг друга. Но этого не было: ни презрительных взглядов, ни ядовитых слов, ни недовольных мотаний головой. Я лишь видела, как старший брат радуется тому, что с его младшим всё в порядке, пусть и выражает это только с помощью крепкого рукопожатия перед уходом и мелькнувшей лишь на мгновение однобокой улыбки.
Я следила за тем, чтобы Никита спал на спине и не пытался перевернуться на живот. Впервые в жизни мне пришлось провести
После того, как Никита наконец сказал, что мертвецки хочет спать (а случилось это только тогда, когда медсестра вколола ему приличную дозу обезболивающего), закрыл глаза и практически моментально провалился в сон, я осторожно поцеловала его в лоб и слезла с кровати, чтобы не стеснять больного. Размещаться мне пришлось на низком кресле с твёрдым сиденьем, что было ужасно неудобно: уже спустя час моя пятая точка стала затекать, и тогда мне пришлось экспериментировать — я придвинула кресло максимально близко к Никитиной кровати, чтобы можно было закинуть на неё ноги, и в таком положении и уснула, положив под голову свою кожаную куртку.
Проснулась я от того, что кто—то варварски расталкивал меня в плечо. Нависшая надо мной тучная женщина средних лет с короткими красными волосами тыкала мне в лицо своим бейджем старшей медсестры и требовала, чтобы я покинула палату. Её губы, тонкие, как две тесёмочки, недовольно кривились, а лоб пересекали глубокие морщины.
— Вас уже как полчаса не должно быть здесь! — гаркнула она.
В этот же момент, как она наконец выпустила моё плечо, в палату вошёл Никита.
— Вас обоих, — подчеркнула она, указывая на него пальцем.
— Извините. Уже уходим, — Никита поднял одну руку в воздух в примирительном жесте.
Медсестра обошла кровать и принялась снимать с неё постельное бельё с таким остервенением, что я поняла — лучше бы нам действительно её послушаться.
— Давно ты встал? — спросила я Никиту, обуваясь.
— Где—то с минут сорок. Позвонил Яну с Семёном, сказал, что всё хорошо. Не хотел тебя будить просто.
Я подняла глаза на Никиту и благодарно ему улыбнулась. Выпрямилась, прогнулась назад, пытаясь избавить мышцы от неприятной истомы после сна в позе не рождённого эмбриона, сняла со спинки кресла свою куртку и последовала к выходу.
— Макаров, — окликнула Никиту медсестра как раз тогда, когда я поравнялась с ним и взяла его за здоровую руку. — Не забудь на перевязку через неделю.
— Так точно! — произнёс он, при этом не сводя с меня взгляд.
Всю дорогу мы шли молча. Яркое утреннее солнце не грело, но жутко слепило глаза, и поэтому мне пришлось вперить взгляд в асфальт под ногами. Никита держал меня за руку, переплетая пальцы. Каждый раз, когда мы останавливались на пешеходном переходе, он поглаживал большим пальцем тыльную сторону моей ладони.
Я была с ним, но я чувствовала себя как никогда свободной.
— Так что? — Никита первым нарушил тишину.
Мы проходили мимо детского садика, где всегда было тише обычного субботним
— Что? — уточнила я. — Если ты про школу, то я туда уже не пойду. Мы итак пропустили два урока — смысла нет.
— Да нет, я не об этом … — я подняла глаза на Никиту. Он хмурился, его губы что—то шептали, пытаясь подобрать правильные слова. — Ну … Ты теперь как бы моя девушка?
Моё сердце пропустило несколько ударов.
— Будешь называть меня так — я тебе ключицу до конца сломаю, — я попыталась отшутиться, но чувствовала, как начинали потеть ладони.
Ещё немного, и рука Никиты просто напросто выскользнула бы из моей.
— А как тогда? Моя “больше—чем—подружка”?
— О Господи, это ещё хуже! Нет более фамильярного слова для обозначения девушки, чем подружка, — я поморщилась. — Могу я просто быть твоей, без этих там “девушек” и уж тем более “подружек”?
Никита остановился — так резко, что я испугалась, вдруг ему больно.
— Всё в порядке? — я не пыталась скрыть беспокойство в голосе.
— Да, просто … Слышать от тебя предложения подобного рода немного странно.
Я смотрела на него: на то, как блики играли в его глазах василькового цвета, по сравнению с которыми небо казалось серым даже в такой солнечный день, на то, как в разные стороны смешно топорщились его волосы, на то, как он щурился, когда ветер легонько ударил его в лицо, на то, как его губы расплылись в кривоватой улыбке, когда я привстала на носочки и свободной рукой схватила его за край куртки, чтобы удержать равновесие.
Смотрела и думала о том, что мне страшно повезло.
— Придётся привыкать, Никита Алексеевич, — произнесла я.
— Думаю, что с этим я справлюсь, — ответил Никита.
Комментарий к Глава 14
https://vk.com/club75865569
========== Глава 15 ==========
Всё воскресенье я провела у Никиты дома: мы смотрели фильмы, играли в “Революцию” (точнее, Никита играл, а я проигрывала), спорили по пустякам, целовались … Стоит отметить, что целовались мы очень много. У меня складывалось ощущение, что Никита решил наверстать всё то время, что мы с ним не общались, посредством обслюнявливания моего лица. Я наивно полагала, что мне это надоест, но вскоре поймала себя на мысли, что сама делаю так, чтобы Никита в очередной раз запечатлел след своих губ на моей щеке. Это безумие; с одной стороны, я совершенно не узнавала себя, а с другой наконец видела удивительно ясно и чётко. До встречи с Никитой тем пятничным вечером, я считала себя выше подростковой любви. Теперь же, когда под боком находился такой неожиданно родной человек, я понимала, что это единственное, что вообще имеет значение.
Мы сидели на полу, прижавшись спинами к кровати Никиты, и между нами совсем не осталось расстояния, потому что я переплела свои ноги с его. Он хмурил брови и не отрывал взгляда от экрана телевизора вот уже минут двадцать, клятвенно уверяя меня в том, что в одной из книг, которые я ему подарила, непрозрачно намекают на пасхалку, спрятанную в полуразрушенном здании, когда—то служившим больницей. Было забавно наблюдать за тем, как он играет: из—за повязки, фиксирующей его раненую руку, Никите приходилось держать джойстик чуть ниже левой подмышки.