Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма

Андерсен Ларисса Николаевна

Когда книга выйдет в свет, читающие эти строки смогут насладиться ею в полной мере. Сейчас же изведать весь аромат и тонкий яд этого вина — случайно довелось из нас двоих — меня и публики — одному мне. Для начала приведу по памяти такие строки:

Месяц теплился в бледном небе, Кротко таял и воск ронял, Тихий вечер в печальном крепе Подошел и меня обнял. И заплакал. А я стояла… На могиле цветок белел. Я уже навсегда узнала, Что случается на земле. И

никто не сказал ни слова, Но я знаю — порвалась нить, А потом я осталась снова Улыбаться, и петь, и жить. И смолкать, и смотреть не прямо, Потому что сквозь блеск и лоск Над поляной, над мертвой мамой Бледный месяц роняет воск.

Просто. Строго. И скупо. Скупо той мудрой экономией слов, которая бывает у очень больших художников. Ибо слово есть блуд. Ибо слово есть ложь. Только самое главное, самое необходимое. В этом есть что-то монашеское, аскетически суровое.

И так во всех вещах:

Там, у речки, девочка-весна Протирает заспанные глазки.

Ее образы свежи и новы.

Ее переживания тихи и безропотны.

Она принимает жизнь как светлую, но суровую епитимью.

Мы должны не страдать. И просить не должны ни о чем. Я иду в этой жизни спокойно толкаясь с другими. Устаю, опираюсь на чье-то чужое плечо. Нахожу и теряю какое-то близкое имя.

Она не ищет счастья и не жалуется на то, что его нет.

Она говорит без улыбки, без боли…

Счастье? — тише… К счастью надо красться. Зубы сжав и притушив огни. Потому что знает, знает счастье, Что всегда гоняются за ним.

И только любовь тяжелит ее земные крылья. Та любовь, которая, как крест, как наказание дается людям.

Тяжелой, тяжелой мантией За мною, на мне любовь. И сил нет поднять и снять ее Груз царственно-голубой…

Тихой, нежной и покорной печалью пронизаны ее строки.

А тоской пронизанная радость И охваченная счастьем боль…

И дальше:

Из голубого марева Не выскользнешь. Не уйдешь.

Я бы мог без конца цитировать ее. У нее почти нет того, чем так грешат молодые поэты. Междустрочной воды. Необходимой, как цемент для постройки.

Она монолитна. Ее вещи как бы вырезаны из одного целого куска материала.

Из них ничего не уберешь.

К ним ничего не добавишь.

Единственный упрек, который можно было бы ей сделать, то, что она замкнулась в круг слишком личных переживаний.

Она пишет себя.

Она пишет о себе.

Я не стану святой и строгой. Так привычно

моим ногам Уставать по земным дорогам, Танцевать по земным лугам.

Но она сознает это:

Но я слаба, как талый снег, Ноя нежна, как влажный ветер. И… я не знаю, что честней — Сознаться или не ответить!

Впрочем, это еще придет.

Все приходит в свое время.

Из лунного заколдованного круга своей печали Ларисса Андерсен еще выйдет на дорогу жизни и оглянется вокруг себя.

Да она и сама это говорит:

Лучшие песни мои не спеты, Лучшие песни мои со мной.

Во всяком случае, ее талант обещает нам еще много радости. Будем верить в это.

В этих кратких строках я не собираюсь ни критиковать ее дарование, ни пророчествовать. Я только хочу отметить появление «странного» цветка, прекрасного и печального, и выросшего в

Прохладном свете просторного одиночества.

И еще не затоптанного жизнью.

Шанхайская заря. 1940. 21 апр. №4820

А. Вертинский. «ПО ЗЕМНЫМ ЛУГАМ»: Л. АНДЕРСЕН. СТИХИ

Месяц тому назад мне привелось писать о стихах Лариссы Андерсен — тогда еще случайном разрозненном материале, попавшем мне в руки в очень огромном количестве и на короткое время. Теперь передо мной лежит ее книга «По земным лугам», маленький скромный сборник, около сорока тщательно подобранных стихотворений. Со страниц этого сборника широко раскрытыми глазами на меня глядит — простое и строгое, чуть-чуть иконописное лицо его автора, которого я знаю лично, как я уже говорил.

Я открываю книгу:

Только в заводи молчанья Может счастье бросить якорь; Только тихими глазами Можно видеть глубину.

Да, да, милая Ларисса – вы правы:

Только тихими глазами.

И вот этими умными и нежными, внимательными и печальными, уже ничему не удивляющимися глазами, как солнечные лучи, пронизывающими темный пруд и освещающими тихую таинственную жизнь его обитателей, смотрит Ларисса Андерсен вглубь себя и вокруг себя.

Тихой поступью ходят ангелы по степным тропам. Если будем сидеть тихонечко, Подойдут и к нам.

И они подходят к ней.

И даже очень близко.

Потому что подлинная поэзия происхождения божественного.

Или это ангел мне указывал Свет, невидимый для вас? —

спрашивала когда-то Анна Ахматова в «Белой стае»…

Кстати, об Ахматовой. В моей первой статье о стихах Л. Андерсен я говорил об Ахматовой, вспоминая ее появление на петербургском литературном горизонте.