Одна ночь меняет все

Тэя Татьяна

Слови-ка, парень, думаешь, один ты тут можешь выдвигать претензии.

– Я волнуюсь о её безопасности.

– Волнуешься? Тогда какого хрена помогаешь ей устроиться на работу?
– решил уже высказать всё, что накопилось.
– Рядом рыщет преступник, ты, вообще, каким местом думаешь?

Глен сжал кулаки в ответ на моё обвинение.

– Райли упрямая, если что-то решила, её не переубедить. Если б я не помогал с работой, она нашла бы что-нибудь сама. Где? У кого? Да без понятия. Нет, уж лучше я буду знать, чем она занимается, тогда смогу приглядеть за ней. Она же покой

потеряла, когда этот урод тут объявился.

– С чего это ей покой терять?
– удивился я и заработал долгий внимательный взгляд от выскочки.

Со сцены раздались звуки настраиваемых инструментов, приготовления были почти закончены, кто-то уже проверял микрофон. Глен обернулся, коротко оценивая ситуацию, затем снова посмотрел на меня. Он будто колебался.

– Не уверен, что имею право об этом говорить, но… уж лучше так. Хм… Ты… знаешь, как именно Райли… эм… потеряла ребёнка?

Я задохнулся. Вообще, то, что он заговорил об этом, было ударом ниже пояса. Меня замутило, а привкус от напитка во рту превратился в кислоту.

– При чём здесь это?
– прорычал я.

Глен всё знал. И, кажется, лучше и дольше меня.

– Если ты решил… - Гнев поднимался во мне волной. Я проглотил много, очень много грубых слов, которые хотел ему сказать.
– Это касается меня и Райли.

– Ну так ты знаешь?
– настаивал он.

– Нет, - сквозь зубы выдохнул я, вдавливая пятки в песок.

Глен собирался что-то ещё произнести, но в этот момент его громко окликнули со сцены.

В конце концов, голос Райли - нежный, ласковый, но всё такой же меланхоличный - вывел меня из оцепенения.

Все в прошлом: счастье и мечты,

Та ночь и звездный небосклон.

Но верю, что вернешься ты,

На крышу в мой дождливый сон.

Почему мне казалось, что каждая её песня была словно про нас двоих? Она будто раз за разом в своих текстах рассказывала нашу историю. Каждый мог её услышать, но никто не знал, что она наша.

Никто. Только Райли. И я.

Мой гнев улёгся. В конце концов, в своём незнании был виноват я сам. Тема ребёнка, которую мы обоюдно определили как неудобную, по-прежнему не была закрыта нами окончательно. Я не задавал вопросов, Райли не давала ответов. А говорить стоило. Разве одна-две беседы считаются?

Я где-то в умной статье читал, что даже психологи советуют тем, кто пережил горе, постоянно рассказывать о случившемся родным и друзьям. Таким образом, происходит принятие ситуации через её проговаривание. Мы не можем сделать вид, что ребёнка не было. И в том, что Глену известно больше, был виноват я сам.

Вернувшись к сцене, я встал неподалёку. Райли видела меня. А я представил, что сейчас она пела мне одному. И будто бы так всё и было.

Не помню, сколько песен в итоге она исполнила; возможно, четыре или пять, но, попрощавшись со слушателями и поблагодарив их за внимание, она спустилась со сцены, подошла ко мне и очутилась прямо в моих объятьях. Словно заворожённый я подхватил

её и поцеловал: крепко-крепко у всех на глазах.

Окружающие заулюлюкали, а Райли покраснела. Публичной демонстрации чувств мы себе ещё не позволяли. Кажется, кто-то похлопал меня по плечу (как это часто бывает ещё и в сопровождении двусмысленной шутки).

– Ой-ой-ой, - подмигнула мне Райли, и я улыбнулся.

Мне нравилась эта прежняя, немного раскованная девушка. Она возвращалась, и это было здорово.

– Пела ты потрясающе. Я заслушался.
– Искренняя похвала её порадовала.

Райли продолжала широко и радостно улыбаться, но внезапно погрустнела. Проследив за её взглядом, я увидел Глена. Хмурый, он стоял неподалёку, крепко сцепив руки, и в упор смотрел на нас.

– Я… - Райли попыталась отстраниться, но я не отпускал.

– Оставь его. Он уже не маленький. Не надо его успокаивать.

Она глубоко вздохнула и сжала мою ладонь, будто просила согласиться с тем, что находилось вне пределов моего понимания.

– Не хочу никому причинять боли. Пожалуйста, мне надо с ним поговорить.

Она высвободилась и ушла.

Всеми силами я пытался сдержать себя и не пойти за ней. Возможно, она права, и этот разговор с Гленом необходим. Только убедить себя в этом было ой как тяжело. Впрочем, у меня самого ещё остались к нему вопросы.

Оглядевшись, я так и не решил, чем себя занять. Толпа вокруг веселилась. Со сцены заиграли какую-то очередную песню, на этот раз просто музыку без слов. Окружающие с энтузиазмом приветствовали новую группу. Я почти потерялся в темноте, хаотичных огнях и в этом море лиц, когда внезапно взгляд выхватил из него одно знакомое, неприятное, но узнаваемое.

Это был парень из клуба, тот самый, с рисунка Райли. Преступник. Насильник.

Он мелькнул на какие-то секунды и исчез из поля моего зрения. Но я его узнал. Это лисье, отталкивающее лицо и полусонные зрачки, создававшие обманчивое впечатление отрешённости, сложно игнорировать. Я поспешил в направлении, где видел его. Но тот как сквозь землю провалился.

Заметавшись, я перескакивал с одной группы людей на другую, натыкался на одиночек и парочек, но его больше не встречал.

Внезапно из проносившейся перед глазами карусели лиц передо мной вырос Глен.

– Где Райли?
– тут же спросил я.

– Не знаю. Думал, она с тобой.

В груди свернулось нехорошее предчувствие.

– Чёрт возьми, она пошла поговорить с тобой!

– Ну, значит, не дошла, - рубанул Глен.
– Вот что…

– Погоди, - прервал я его, хватая за локоть.
– Надо найти Райли. Кажется, я видел его.

– Кого?

– Его! Преступника! Урода этого!
– прокричал я, будто выскочка был идиотом и ничего не понимал.

Глен тут же переменился в лице.

– Кажется, или видел?

– Видел. Видел!
– с нажимом подтвердил я.
– Если и Райли его заметила, то могла...
– я тихо выругался. В каких-то вопросах она проявляла ненужную самостоятельность.
– Надеюсь, она не решила, будто ей по силам в одиночку задержать преступника.

– Да это тут вообще не при чём!
– взвился Глен.
– Надо её найти!