Одна ночь в Венеции
Шрифт:
– Скорее всего, убийца избавился от клинка. И от окровавленной обуви тоже.
– Ботинки, положим, можно сжечь, но с клинком дело обстоит сложнее… тем более что баронесса Корф предполагает, что это был клинок, спрятанный в трости. Вот что: пошли-ка наших людей на поиски. Пусть поминутно установят, где Урусов был и что делал после убийства сутенера и его «бабочки». Если он бросил трость в воду, ее можно найти и поднять. Если зарыл в землю, если спрятал… Все равно надо ее отыскать, понимаешь?
– Вы думаете, это реально? –
– Конечно. Мы имеем дело с дилетантами, которые не умеют грамотно заметать следы. Взять хотя бы Нелидова – ведь и младенец бы догадался, что ничего, кроме денег, из особняка брать нельзя. А он похватал что ни попадя.
– Тогда я задействую всех наших людей из квартала Урусова, – проговорил молодой человек. – Может быть, действительно удастся найти трость с клинком, как вы говорите.
Бюсси удалился быстрым шагом, а комиссар отправился проведать адвоката. Не потому, что надеялся – тот окажется тем самым слабым звеном, просто считал его одним из главных зачинщиков совершенного преступления. Вернее, цепи преступлений, если вспомнить убийство Викторины Менар и корсиканца Андреа.
При виде Папийона Урусов вскочил с места. Его холеная борода стояла дыбом.
– Господин комиссар! Я протестую! Я подданный Российской империи… Вы не имеете права меня задерживать!
– Имею, еще как имею, – усмехнулся полицейский. – Ведь речь идет об убийстве, совершенном на территории Французской республики. Сядьте, месье, и потолкуем.
– Мне не о чем с вами толковать, – возразил уязвленный Урусов. – Вы не услышите от меня ни слова!
– Консьерж сообщил нам, что часто видел вас с тростью. В вашей квартире ее не нашли. Может быть, вы скажете, где она?
– Я ничего вам не скажу!
– И алиби на момент убийства Викторины Менар у вас тоже нет, – мягко продолжал Папийон. – А Андреа Беллагамба помните? Корсиканца, которого вы зарезали? Он еще не приходил к вам… во сне?
Урусов побледнел.
– Вы не добьетесь от меня ничего, – каким-то тонким, чужим голосом проговорил адвокат. – И должен вам заметить, месье, что я считаю ваши методы омерзительными!
– Должен заметить вам, месье, – парировал Папийон, – что я нахожу омерзительными убийства. И убийства с целью наживы – в том числе.
Но сломить Урусова оказалось не так-то просто.
– Вы еще пожалеете, что тронули нас, комиссар! То, что граф Ковалевский застраховал свою жизнь в пользу Марии Тумановой, еще ничего не значит! У вас нет никаких доказательств!
– Все доказательства, какие мне нужны, уже нашли у месье Нелидова, – усмехнулся комиссар и шагнул к двери.
– Ну и что? – воинственно выкрикнул Урусов ему вслед. – Что это доказывает? Ничего! Вы сломаете себе шею на этом деле, комиссар! Выйдя отсюда, я сделаю все, чтобы вас отправили в отставку! Вы еще пожалеете, горько пожалеете, что схватили ни в чем не повинных людей!
После Урусова Папийон
– Господин комиссар, – тихим безжизненным голосом проговорила дамочка, комкая кружевной платочек, – могу ли я узнать, в чем меня обвиняют?
– Боюсь, что в убийстве, мадам, – отвечал Папийон.
– В убийстве? – Женщина широко распахнула глаза. – Но ведь это просто смешно!
«Сейчас она зальется слезами», – помыслил «жестокосердный» комиссар, которому за время службы довелось повидать немало актрис разной степени таланта. И в самом деле, Мария Туманова заплакала – беззвучно и очень, надо признать, трогательно, вздрагивая плечиками.
Но едва за Папийоном затворилась дверь, ее плечики перестали вздрагивать, а рука – комкать платок.
Прежде чем отправиться к Нелидову, полицейский взял копию страхового договора, по которому в случае смерти графа Павла Ковалевского Мария Туманова должна была стать богаче на миллион франков золотом.
Нелидов сидел, весь съежившись и обхватив себя руками. На комиссара он взглянул с явной враждебностью.
– Надеюсь, вам уже лучше? – спросил Папийон.
– Да, благодарю вас, – выдавил из себя молодой человек.
– Вам известно, за что вас арестовали?
– Вы уже говорили по дороге сюда, в это ваше омерзительное управление… За убийство графа Ковалевского.
– Вы признаете себя виновным?
– С какой стати? – колюче возразил Нелидов.
– В вашей квартире были найдены вещи, украденные из дома убитого графа: статуэтка севрского фарфора и кольцо, а также ключ, с помощью которого вы проникли в дом. Вам не кажется, что отпираться дальше бесполезно?
Нелидов распрямился и сидел так некоторое время, очень бледный. Наконец довольно напряженно произнес:
– Мне их подбросили.
– Когда баронесса Корф увидела статуэтку, вы попытались ее убить. Нападение на даму вы признаете?
– Я ничего не помню, – промямлил Нелидов, закрывая руками лицо. – Я… у меня случаются провалы в памяти…
«Та-ак, – скучающе помыслил комиссар. – Значит, решил косить под сумасшедшего. Знакомая песня…»
Однако Папийон не стал ничего говорить, а только положил перед Нелидовым копию договора.
– Что это? – спросил тот безучастно.
– Копия договора, доставленная из страхового дома «Бертен, Арнольди и компания». Не хотите взглянуть?
– Для чего она мне?
– Вероятно, вы были не в курсе, что убитый вами граф Ковалевский за несколько месяцев до смерти застраховал свою жизнь на миллион франков. Между прочим, в пользу госпожи Тумановой, вашей… э… родственницы.
Комиссар внимательно следил за лицом молодого человека и сразу убедился, что Амалия Корф права. Нелидов ничего не знал о страховке!