Одна обещанная ночь
Шрифт:
Я поднимаю глаза и вижу понимающий взгляд.
– Ты ведь постирал мою одежду, правда?
– Твои симпатичные новые трусики, да. Они в ящике. Твое платье, с другой стороны, было слишком грязным и ему нужно отмокнуть.
– Что за хорошие новости? – спрашиваю, слегка смутившись, что он в курсе моих бельевых обновок и его упоминаний об остаточном эпизоде с моим неустойчивым желудком.
– Хорошая новость заключается в том, что тебе одежда не понадобится, потому что сегодня мы – брокколи.
– Мы – брокколи?
– Да, как овощи.
Улыбаюсь своему изумлению.
–
– Нет, ты все неправильно поняла, – кротко качает головой. – Мы валяемся, как брокколи.
– Так мы овощи?
– Да, – вздыхает он, выходя из себя. – Мы собираемся ничего не делать целый день, поэтому и будем брокколи.
– Я бы лучше была морковкой.
– Ты не можешь валяться, как морковка.
– Или брюква. Как насчет брюквы?
– Ливи, – предупреждает он.
– Нет, забудь. Я точно буду как кабачок.
Он качает, закатив глаза, головой.
– Мы весь день будем разгильдяйничать.
– Хочу быть овощем, – улыбаюсь, только он не реагирует. – Ладно, я буду валяться, как брокколи, с тобой, – уступаю я. – Я буду всем, чем ты только захочешь.
– Как насчет менее раздражающей? – серьезно спрашивает он.
У меня дикое похмелье, и я немного обескуражена тем, как оказалась здесь, но он улыбался мне, говорил очень важные слова и он планирует провести со мной весь день. Мне уже не важно, смеется ли он или улыбается мне, или не понимает меня, когда я пытаюсь быть игривой. Он слишком серьезный, и нет даже намека на чувство юмора, только, несмотря на его четкие манеры, я по-прежнему нахожу его обаятельным. Не могу держаться от него подальше. Он манит и вызывает привычку, а когда он смотрит на свои часы, я вспоминаю кое-что еще…
Я думаю, ты понимаешь, что я хочу больше четырех часов.
Воспоминание меня пугает. Сколько еще? И пойдет ли он на попятную…снова? Еще одна картинка появляется в спутанном сознании – картинка пухлых, вишневого цвета губ и шокированного лица. Она красивая, ухоженная, стильная. В ней есть все, что, как мне кажется, ищут мужчины вроде Миллера.
– Ты в порядке? – взволнованный голос Миллера вырывает меня из мыслей.
Киваю:
– Прости, что меня стошнило, везде, – говорю искренне, думая, что женщина, вроде делового партнера Миллера, никогда бы не сделала что–то столь низкое.
– Я уже простил тебя, – он кладет руку на мою шею и ведет в ванную. – Я пытался почистить тебе зубы прошлой ночью, но ты отказывалась стоять спокойно.
Я съеживаюсь, радуясь тому, что не помню половину вечера. Помню ли я отдельные моменты или нет, лучше не становится – Грегори и Бен, для начала.
– Мне нужно позвонить Грегори.
– Нет, не нужно, – Миллер протягивает мне зубную щетку. – Он знает, где ты и что с тобой все хорошо.
– Он взял с тебя слово? – спрашиваю, удивленная, их перепалка всплывает в сознании.
– Не собираюсь объясняться перед парнем, который допустил твое безрассудное поведение, – он выдавливает на щетку немного зубной пасты, после чего убирает ее обратно в шкафчик, скрытый огромным зеркалом,
– Ты ей звонил? – спрашиваю настороженно, задаваясь вопросом, что он имеет в виду под «объяснился». Объяснил, что он непостоянный, что играет с моим сердцем и здравым смыслом?
– Звонил, – берет мою руку и подносит ее к моему рту, заставляя начать чистить зубы. – Мы мило поболтали.
Беру в рот щетку и совершаю ею круговые движения только, чтобы не спрашивать его, как прошел их разговор. Мое лицо, должно быть, выражает полное смятение, даже с учетом того, что я не хочу знать, о чем они разговаривали.
– Она спросила, женат ли я, – шепчет он, от чего я распахиваю глаза. – И как только мы выяснили этот вопрос, она рассказала мне кое-что.
Движения щетки во рту замедляются. Что, черт подери, она ему сказала?
– Что она тебе рассказала? – вопрос, на который я действительно не хочу знать ответа, просто выскальзывает сквозь пасту и щетку.
– Она упомянула твою маму, и я сказал, что ты уже поделилась этим со мной, – он смотрит на меня задумчиво, и я напрягаюсь, чувствуя незащищенность. – А потом она упомянула, что ты пропадала на какое-то время.
Сердце начинает бешено колотиться, нервный узел сжимается в груди. Я в ярости. У Нан нет права делиться с кем-то моей историей, по крайней мере, не с мужчиной, которого она видела пару раз в жизни. Это мое прошлое, чтобы рассказывать его, если я захочу рассказать. А я не хочу. Этой частью я никогда не захочу делиться. Я сплевываю пасту и споласкиваю рот, сгорая от желания сбежать от его настойчивого взгляда.
– Куда ты идешь? – спрашивает он, когда я выхожу из ванной. – Ливи, подожди минутку.
– Где моя одежда? – не утруждаю себя ожиданием его ответа, вместо этого подхожу к комоду, опускаюсь на колени и открываю нижний ящик, потом нахожу свою сумку, трусики и туфли.
Он тянется ко мне, с силой толкает ящик ногой и поднимает меня. Я держу голову опущенной, волосы разметались по шее и лицу, давая мне идеальное укрытие, до тех пока он не убирает их и не приподнимает мой подбородок, одаривая непонимающим взглядом.
– Почему ты прячешься от меня?
Я ничего не говорю, у меня просто нет ответа. Миллер смотрит на меня тем жалостливым взглядом, который я ненавижу. Упоминание о моей матери и моем исчезновении оживило каждую секунду прошлой ночи, каждую деталь, каждый напиток, каждое действие…все.
Когда он осознает, что ничего не добьется, поднимает меня на руки и несет обратно на свою кровать, осторожно положив меня туда, спускает с бедер свои шорты.
– Я никогда не заставлю тебя делать то, что тебе не по нраву, – он наклоняется и целует меня чуть ниже талии, ощущение неспешных движений его губ на моей чувствительной коже тут же отбрасывает все мои беды. – Пожалуйста, пойми. Я никуда не уйду, так же, как и ты, – он пытается меня подбодрить, но я уже достаточно рассказала.