Одна помолвка на троих
Шрифт:
– Я не занимаюсь творческой работой, – дипломатично ответила Агата.
– Ваше счастье, – вынесла приговор Людмила Семеновна и исчезла так быстро, словно боги перевода перенесли ее в кухню по воздуху.
Конечно, Агата прекрасно обошлась бы и без чая, но решила ничего не говорить: мало ли, какие струны хозяйкиной души можно случайно задеть.
– Хорошо бы выпить лимонаду, – словно подслушав ее мысли, сказала Людмила Семеновна, появляясь в комнате с полным подносом. – Но лимонад очень быстро кончается, потому что он холодный и вкусный. Или вообще можно было бы ничего не пить… М-да. Но что же мы будем сидеть, таращась друг на друга, как две совы? Чай – это прекрасный
Агата засмеялась:
– Действительно, чай – это прекрасная идея.
Они разлили по чашкам ярко-желтый напиток и положили в каждую по сочному кружку лимона.
– Людмила Семеновна, вы человек занятой, поэтому я сразу приступлю к делу.
– Ничего, Эдгар По уже умер, не торопитесь. Мне бы хотелось воскликнуть: «Ах, как вы похожи на свою маму!» – но, сказать по правде, я не помню ваших родителей. Мирона помню отлично. Я еще не окончательно спятила, ха! – Она ухмыльнулась так, будто выдала какую-то умопомрачительную шутку. – Мирона помню, Лену, конечно, тоже. Вы говорили, она в добром здравии? Ну, не удивляюсь, не удивляюсь… Ради красоты и здоровья она готова была горы свернуть. Помню, всех нас кормила тортиками, а сама не ела. Сварит всем вкуснющий кофе, а себе не нальет. Кто-нибудь возьми и спроси: «А ты, Ленок?» А она гордо так отвечает: «Я пью только чистую воду». М-да… Так что вы хотели у меня спросить?
– Людмила Семеновна, мне стало известно, что в нашей семье есть какая-то тайна… И она касается моей мамы.
Агата была уверена, что после ее слов вдова архитектора надолго задумается, или начнет гнать какую-нибудь пургу, или предастся никому не нужным воспоминаниям, или начнет носиться по квартире в поисках старых фотокарточек… И конечно, совсем не ожидала она услышать разгадку тайны вот прямо так, с бухты-барахты.
– Конечно, есть тайна! – воскликнула Людмила Семеновна, вытаращив глаза. Как будто удивлялась, почему ее вообще об этом спрашивают. – Ведь Мирон с Леной вашу маму удочерили.
Агата была настолько ошарашена услышанным, что едва не выпустила чашку из ослабевших пальцев.
– Моя мама им не родная дочь?!
– Деточка, мне жаль, что вы попали в лапы этой дуры, прости меня, господи. И хорошо, что она не перекроила вас по своему образу и подобию. На первый взгляд вы совершенно нормальная. М-да. И я за вас рада.
– А вы знаете… какие-нибудь подробности? – спросила Агата, во все глаза глядя на хозяйку.
– Ничего не знаю. И думаю, никто не знает. Мне-то мой Антипов проболтался. Он в постели всегда все выбалтывал. Так что, если придется когда-нибудь писать его биографию, она получится интереснее «Графа Монте-Кристо». – Людмила Семеновна захохотала.
– Но вы ведь можете вспомнить кого-нибудь еще, кто знал о моей маме, – предположила Агата. – Бабушка… то есть Елена Викторовна, правду от меня скрыла.
То, что Елена Викторовна ей не родная бабушка, стало для Агаты настоящим откровением. И надо признаться, что сейчас она почувствовала такое облегчение, словно вдова архитектора взяла ножницы и быстро перерезала веревку с камнем, которая много лет висела у нее на шее.
– Конечно, она скрыла! Лена детей на дух не переносила. Уверена: она даже рада была, когда узнала, что не может родить. И конечно, ни о каких удочерениях и усыновлениях она даже слышать не хотела. Но Мирон в ультимативной форме заявил, что тогда он ее бросит. А поскольку мадам не желала расставаться с благами, которые Мирону
– Это трудно так сразу переварить, – сказала Агата и большими глотками выпила полчашки слегка остывшего чая.
– Ничего, переварите. Может, вам еще раз Лену потрясти? Приприте ее к стенке фактами. Впрочем, если она захочет отвертеться, скажет, что я из ума выжила. Она баба изворотливая.
– Но ведь за что-то дедушка ее любил? – робко спросила Агата.
– Ну… кто его знает? Мужчины – существа настолько странные, насколько это вообще возможно. О чем они думают, в редких случаях можно угадать, но вот что они чувствуют… Если бы у них имелись бортовые самописцы, при крушении очередной биографии мы бы узнали много интересного. Но мужчину, видите ли, можно только окольцевать и после вести наблюдения. Строить гипотезы, то да се… Но все это будет ненаучно. Так что любил ли Мирон Елену, науке неизвестно.
В этот момент в соседней комнате зазвонил телефон.
– Ох, простите, мне обязательно нужно ответить!
Людмила Семеновна вскочила и вихрем унеслась прочь, а Агата осталась сидеть на диване. Мысли путались в ее голове. Она перескакивала с одного на другое и, конечно, пыталась переосмыслить все, что происходило с ней в детстве. Ведь теперь, когда она узнала, что Елена Викторовна ей не родная, многое стало понятным.
«Она просто не любила мою маму, – думала Агата. – Это и есть объяснение». Не хотела, не любила… А когда приемная дочь погибла, осталась еще более нелюбимая и нежеланная внучка. «Почему после смерти деда она не сдала меня в детдом? Это было бы вполне в ее духе. Но нет – она оставила меня при себе. На общественное мнение ей всегда было наплевать, тогда в чем же причина?»
Людмила Семеновна не появлялась очень долго. Слишком долго, чтобы Агата не начала беспокоиться. В конце концов она встала и, постучав в приоткрытую дверь, заглянула.
Вдова архитектора сидела за огромным письменным столом, зажав телефонную трубку между плечом и ухом, и что-то лихорадочно строчила в большой тетради. Агата кашлянула, и та подпрыгнула так высоко, что едва не вылетела из кресла.
– Деточка! – воскликнула она удивленно. – Вы еще здесь? Мне кажется, я вас проводила до двери. Нет? Простите меня, простите. Но вы ведь знаете, где коридор? Просто сильно размахнитесь, и все само захлопнется.
Растерявшаяся Агата не была готова к такому повороту дела. Но настаивать на продолжении разговора, судя по всему, было бессмысленно.
– А можно мне будет позвонить, если вдруг…
– Разумеется! Я всегда отвечу на ваши вопросы, всегда.
Агата, будто лунатик, прошла в коридор, надела туфли и, как было велено, изо всех сил захлопнула за собой дверь. Дверь громыхнула на весь подъезд.
Итак, одна тайна разрешилась, но появилась другая.
– Не поднимайся, я как раз выхожу, захвачу твои документы с собой, – сказала Марго и, не дожидаясь ответа, положила трубку.
Глеб пожал плечами и остался в машине. Включил автомагнитолу и, наткнувшись на веселую песенку Ниагары, сделал звук погромче. Когда в поле его зрения появилась Марго, он дернулся было вылезти из машины, но она жестом показала, что подойдет сама. Открыла дверцу и скользнула на соседнее сиденье. В одной руке у нее была папка, в другой – термокружка с кофе.
– Вот, – сказала она, – твои документы. Ты бросил их на банкетку, а Кристинка завалила всяким хламом.
– Спасибо.
Глеб сидел и удивлялся, зачем Марго забралась в его машину, и тут она вдруг неожиданно потребовала: