Одна судьба
Шрифт:
Бывшая полураздетая мисс обвивает бедра Хеллингера не хуже какой-нибудь анаконды где-нибудь в джунглях Амазонки.
«Откуда это взялось?»
От дочери. Эти ее книжки про всяких разных зверей в том числе не очень приятных. Рука Хеллингера накрывает грудь экс-мисс, прямо на ее глазах его пальцы сначала ослабляют, а потом вновь усиливают захват. Алекс справляется с первым шоком, а потом со вторым и даже третьим.
— Подумать только! — наконец произносит она как будто бы не своим голосом, что и звучит по-другому, насмешливо, совсем не отражая того, что творится
__________
[1] Алекс говорит о фильме «Пропавшие» или «Остаться в живых» Дж. Дж. Абрамса
[2] Рэнд — национальная валюта ЮАР
Алекс разворачивается на пятках жутко удобных кроссовок на липучках и идет обратно. Она на автомате вытаскивает зажим для купюр и сует несколько сотен притаившемуся за дверью мужчине. Африканец вскидывает брови, спрашивая тем самым: ну как?
— Супер! — она показывает большой палец, заставляя себя улыбнуться. — То, что надо.
Спонсор, что имеет красавицу на кухне организатора — это не новость, это горячие пирожки! С чертовым ливером! Она еще в шоке. Алекс терпеть не может эту начинку. Она не сможет развидеть этого. Это не укладывается в ее голове. Это новость стоит не пару сотен, а несколько тысяч евро.
«Чертов Джейк! Чертов Стэн! Чертов Раф! Проклятый с*** сын!»
Ложь, ложь и еще раз ложь. Она не ошиблась и узнала его. Ей не показалось! Это был он!
— Ты просто заслужила это! Убила ее друга. Чертова, Стейси!
Она гремит ключами от номера и от авто, сжимая их, чтобы те впились в ее ладонь и привели в чувство, заставили сфокусироваться на окружающем пространстве. Руки берут болтающуюся на шее камеру, снимают крышку и подносят ее к лицу. Люди — улыбающиеся, сдерживающиеся, плачущие, счастливые, равнодушные, уставшие, пьяные. Мало бледнолицых, много черных. Последние выглядят не в пример счастливее. Все в лучшем виде. Крупные планы. Экспозиция. Свет. Ракурс. Фокус.
— О, Боже мой!
Она отнимает камеру, задирая голову к потолку, увешанному прожекторами, колонками и камерами. Алекс улыбается, но эту улыбку можно охарактеризовать как «обескураженно-шокированная».
— Еще чуть-чуть! Я бы увидела еще что-нибудь!
Алекс идет из зала, на воздух, упаковывает камеру на ходу, но оказавшись на улице понимает, что потерялась. Она и шага не сделала, просто пропало ощущение вакуума наедине с мыслями. Шум Кейптауна захватил ее. Город ей не знаком. Все самое интересное в нем появляется днем, а ночью… Что в нем есть ночью?
— Тумэ?
Алекс набирает номер девушки, общающейся и координирующей курочек с конкурса. Победа — это еще не все, у них теперь контракты, съемки и выступления на телевизионных шоу. Тумэ приставлена к едва зажегшимся звездочкам, как буфер, то есть связь с общественностью, потому что она не соображают и не знают, что делать кроме как красиво улыбаться и выпячивать грудь.
— Завтра. На пристани. В шесть утра. Не опаздывай.
— Хорошо.
— Не хорошо, а не опаздывать! — говорит Алекс не без раздражения. — Так и передай им, что, если кого-то из них не будет на палубе —
Она не собирается задерживаться здесь, опаздывать на самолет, а потом выслушивать претензии редактора, что не хватает материала или за то, что ей позвонил хозяин лодки и обвинил в том, что все плохо и они не убрали за собой.
— Вот ведь су*** сын!
Раф не выходит у нее из головы. Сколько раз она говорила себе, что не имела права злиться на него? Нет. Она имеет право! Полное! Он притворился мертвым!
— Что?!
Она не повесила трубку.
— Извини, Тумэ. Это я не тебе.
Алекс идет прочь от концертного зала, в котором проходила вся эта свистопляска. Она под таким впечатлением, что не знает как вообще реагировать на открывшуюся правду. Ей бы радоваться и орать от счастья, что он жив, но как-то не получается. Она уже все сказала.
«О, Боже мой!»
Это значит, что еще немного и она бы увидела его волосатый зад и еще что-нибудь запредельное.
«Вот ведь су*** сын!»
Хеллингер решил проучить ее и выбросить из своей жизни. Ее водил за нос Джейк, Кросби и, что хуже всего — Рафаэль! Все, кого она обидела решили проучить ее и сделали это.
— Я-то переживала! Думала о нем! Идиотка! Бухает он! Девок тр****!
Алекс прибавляет шагу, в конце концов понимая, что бежит, так быстро, как только может, то и дело сворачивая со светлых улиц, в темные, плохо освещенные, что ведут к белоснежному пляжу, спящим пингвинам и холодному океану.
Глава 39
Он не знает каким образом приходит в себя. Она кажется ему видением белой горячки, его совестью, его укором, его насмешкой.
— Что ты тут делаешь? — озвучивает он самый идиотский вопрос из всех, что мог прийти в его голову, но она уже не слышит его.
Он трезвеет очень быстро, но недостаточно скоро, чтобы ухватить ее за рукав водолазки. Алекс исчезла, оставив после себя едва различимый запах духов с ноткой арбуза, что теряется, исчезает в вареве котлов в какие-то считанные секунды.
— Куда ты?! — доносится вслед сначала ошарашенно, а потом капризно. — Не оставляй меня!
Рафаэль не слушает ее, выходит в полупустой коридор, оглядывается по сторонам, видя плетущегося по нему африканца.
— Здесь была женщина! Где она?
— Я не знаю!
Он так испуган, просто поразительно, как стремительно сменяет одна эмоция другую. Раф видит свое отражение в темном зрачке и думает, что и сам бы испугался. Он не похож на человека даже близко, если только на его доисторическую версию.
— Я никого не видел!
Африканец лжет и пытается спрятать деньги, которые сыплются ему под ноги, тот скрещивает пальцы и пытается ткнуть этим знаком ему в лицо. Его руки пахнут чесноком и прогорклым жиром.
— Куда она пошла?
Он держит его лицо в ладонях, притягивая к себе в одном резком движении, заставляя смотреть себе прямо в глаза.