Одна Зима на двоих
Шрифт:
Ким аккуратно разделась, привычно сложила свои вещи ровной стопкой на узкой лавке и зашла внутрь, туда, где над дубовыми бочками клубился пар. Все остальные уже помылись, поэтому горячую воду можно было не экономить. Она оттёрла себя до скрипа, несколько раз промыла волосы, старясь не морщится от запаха серого мыла.
— Оно воняет, как подстилка в козьем хлеву, — бухтела Манила, отплевываясь от воды.
— Не ворчи.
Девушки закончили омовение, надели свежую одежду и под пристальным взглядом Харли вышли на улицу.
От купальни до жилого дома они бежали, кутаясь в тонкие курточки и пытаясь хоть как-то укрыться от
— Девочки, давайте быстрее, — торопила их толстая Полли, — все уже легли! Завтра такой день. Такой день!
Ким, не раздеваясь, юркнула под тонкое одеяло, свернулась клубочком, пытаясь согреться. Ее трясло то ли от холода, то ли от нервов, которые звенели словно натянутая тетива. Завтра действительно всех ждал важный день.
С самого утра в монастыре началась суматоха. Впопыхах доделывали то, что не успели сделать осенью. Послушницы бегали с поручениями, смотрительница Харли охрипла, раздавая поручения, и только старая йена наблюдала за всеми со спокойной, немного грустной улыбкой.
К обеду все было готово. Обитатели монастыря собрались в большом зале за богато накрытыми столами. Здесь было и тушеное мясо, и запечённый картофель, и овощи жареные на открытом огне, и даже яблочные пироги с тонкой хрустящей корочкой и пудинг с воздушными завитками сливок. Каждой досталось по бокалу терпкого гранатового вина, густого и темного словно кровь, и по несколько маленьких круглых марципанов, облитых горьким шоколадом.
Было вкусно…. И как-то тревожно.
В этом году Ким никак не удавалось успокоиться. Сердце сжималось от тревожных предчувствий, и дурные предзнаменования виделись в каждой мелочи. В том, как отчаянно ветер бился в окна, в крике вороны, провалившейся в дымоход, в упавшем на пол ноже.
Даже на молитве, когда все стояли на коленях перед образом Трехликой Матери, в ее душе клубилось смятение. И сколько бы Ким не пыталась отрешиться, отвлечься от тревог, желанное умиротворение так и не приходило.
Хуже того, когда пришло время спускаться в подвалы Обители Сна, ее начало потряхивать. Она не могла смотреть на спокойные улыбки остальных и первые за все время, проведенное в Долине боялась наступления зимы и того, что могло придти вместе с ней.
С первой звездой обитательницы монастыря отправились в Обитель Сна. Это была небольшая деревянная хижина, стоявшая чуть в стороне от жилых домов. Три окна на первом этаже и еще одно небольшое на чердаке под односкатной крышей. Со всех сторон лачуга была обвешана защитными амулетами, оберегами для отвода глаз, а над дверью белым светила печать Трехликой.
Женщины, облаченные в длинные серые плащи, входили внутрь стройной вереницей, сохраняя торжественное молчание, не торопясь, и каждая, аккуратно касалась печати, прося защиты у богини.
Ким шла следом за сонной Манилой. Та объелась, напилась и теперь слегка поматывалась из стороны в сторону, мечтая лишь о том, как бы поскорее добраться до своего миар-тана.
— Сейчас как завалюсь, как захраплю.
— Тише ты! — цыкнула на нее пожилая женщина с длинной косой.
Первый этаж был сумрачный и пустой. Под ногами скрипели пыльные половицы, где-то под потолком уныло поскрипывала невесть откуда взявшаяся цепь, а в углу зиял спуск в подвал. Оттуда лился приглушенный розовый свет и доносился тонкий аромат распустившихся цветов.
Придерживаясь одной рукой за шершавую стену, Ким аккуратно спустилась вниз, привычно
Под крошечной избушкой прятался огромный земляной подвал, с высоким потолком и стенами, увитыми древесными корнями. Несмотря на отсутствие окон, здесь всегда было светло как днем. Это мягкое, нежное, едва трепещущее свечение исходило от миар-танов.
Исполинские белоснежные цветы с лиловой сердцевиной, росли ровными рядами. Каждый бутон походил на колыбель — нижние лепестки образовывали ложе, а верхние куполом прикрывали от любопытных глаз. Внутри цветка как живые шевелились тычинки, тянулись к людям, реагировали на каждое движения воздуха, то раскачиваясь, то втягиваясь внутрь.
Когда-то давно этот цветок нашли в чаще, притаившейся на склонах гор, и принесли на потеху в долину. История умалчивает о том, кто первый забрался внутрь и заснул беспробудным сном на сто дней, но одна мудрая женщина сообразила, как использовать эту особенность цветка, чтобы пережить долгую зиму и укрыться от иноземных захватчиков.
С тех пор, в каждом монастыре была Обитель Сна. Скромная лачуга, не привлекающая внимания, заговоренная и скрытая от чужих глаз самыми сильными заклинаниями, а в подвале росли миар-таны, поджидая своего часа.
Послушницы монастыря холили их, лелеяли, годами ухаживали, как за самой большой драгоценность, чтобы иметь возможность спрятаться зимой.
— Завтра наступит день Слияния, и в долину придет буран. — дребезжащим голосом сказала старая йена, — Нам пора укрыться. Я желаю вам всем теплой ночи и защиты Трехликой. Встретимся весной.
Получив напутствие от матушки, Ким сняла тонкий плащ, который совсем не грел поздней осенью, но был важной частью ритуала — им предстояло укрыть корни своего миар-тана. Стащила рейтузы и отставила в сторону старенькие ботиночки. Босая, в одной батистовой рубашке, она подошла к своему цветку.
— Здравствуй, родной, — прошептала, проводя пальцами по бархатным лепесткам.
Тычинки приветственно качнулись, оплетая ее пальцы. Миар-тан узнал ее и был готов принять. Девушка аккуратно прикрыла плащом грубое корневище и забралась внутрь, чувствуя, как приятно укутывает теплом и легким ароматом. Улеглась поудобнее, напоследок бросив быстрый взгляд на Манилу, которая ворочалась в соседнем цветке.
— До встречи! — помахала ей рыжая.
— Пока.
Верхние лепестки опустились, скрывая ее ложе от чужих глаз. Очень скоро Ким согрелась. Тело, укутанное подрагивающими тычинками, расслабилось, в голове образовалась непривычная легкость, и девушка начала проваливаться в долгий сон, чтобы проснуться через сто дней, когда на дворе уже будет весна.
***
В своем сне Ким стояла на вершине зеленого холма посреди Долины Изгнанных, извивающейся шустрым полозом между двух горных хребтов. Северная, остроконечная, похожая на зубы дракона, Сторожевая гряда и Южная, мягкая, плавная, словно прелести роковой красавицы — тянулись, иногда почти соприкасаясь, на многие километры с востока на запад.
Нежный летний ветер лениво гнал по синему небосводу густые облака, резные тени от которых так же неспешно скользили по земле. У подножья холма гудели налитыми колосьями пшеничные поля, сияло бликами похожее след древнего исполина озеро Сай. Стая белогрудых пищух с громким гомоном пронеслась над головой. Широко раскинув руки, Ким смотрела им вслед и представляла себя птицей, готовой подняться к небу.