Однажды где-то…
Шрифт:
Перед очередным холмом Тата лошадь остановила. Холмик вроде и не высок, но крутенек и кустами густо зарос. Да мы и сами уж дога дались, что здесь они. И так этот холмик для атаки неудобен! И луна вроде светит — видно все, а только все ж не белый день. Я Татке кричу в запале, мол, огнем давай. А она отвечает, что нельзя — русалочка там. И Рысь сразу команду дает, чтобы стреляли из луков прицельно, дабы в русалку не попасть случайно.
А Тата спрыгнула с лошади, присела на корточки и руки над землей держит. Вдруг под руками голубым неярко так засветилось. Татка выпрямилась, в руках у нее образовался вроде как меч, небольшой такой, тоненький
Это я рассказываю долго, а там это все скорым скоро произошло. Ребята в атаку ринулись, и Татка со своим игрушечным мечом несется, будто ее сама земля вперед толкает. Я едва поспеваю вслед. Вдруг перед ней сразу четверо корявней и пиками в нее… У меня сердце остановилось — не успею! А пики ихние как в стену ударились, только щепки полетели. Тата же мечом размахивает, как заправский воин. И меч-то длиннее стал раза в два! От корявней одни ошметки в разные стороны! Ого! Тут на меня сбоку налетели, и некогда стало по сторонам смотреть. А ну как у Таты только спереди такая зашита, а сзади она уязвима? С другого бока Добродь поспел, прикрывает Татку. Так и рубились.
Корявней было десятка четыре, если не больше. Но воины они против нас никакие, так что скоро мы с ними управились. А русалочку корявни успели своей поганой сетью к земле приклеить. И с первого взгляда видно, что умирает она. Тата откуда-то из-под земли ручей вытянула — сам видел. Ручей русалочку омывает, а Тата руками над ней водит, как будто грязь оттирает, и что-то шепчет-приговаривает, ласково так. И ведь сумела она сеть эту оттереть-отмыть! Освободила-таки русалку, пока мы останки корявней в кучу сбрасывали.
А потом мы девчонку обратно к озеру везли. Гнали еще быстрее, чем за корявнями. Я ее на руках держал и всю дорогу боялся, что живую не довезу. И снова лес нам дорогу открывал, иначе бы мы и не успели. Ну а на озере уж и вовсе чудо было. Нана девочку-русалку волшбой лечила. Такое никто из нас не видел ни когда, и, наверно, никогда больше и не увидит. Мы стояли, даже дышать забыли. И ведь ожила девчонка! Водяной ее к себе под воду унес. А у Наны силы все кончились, она прямо в воду падать начала. Рысь ее на руки подхватил и понес. И Тата была немногим лучше. Ее Добродь до дому донес. Еще бы! Добродь в нее без памяти влюблен — он бы ее и до Стольного Града на руках донес бы.
Добродь влюбился в сестрицу мою с первого взгляда и по уши! Он, Добродь-то, здоровый, как медведь, а добрый. Зря и муху не обидит. Хотя в бою — один против пятерки выстоит. Когда он с Таткой, я за нее спокоен. Жизнь отдаст, а ее обидеть не позволит. Он и отдал жизнь за Татку.
Это случилось вскоре после того, как Нана вместе с Яськой на разведку отправились. Тата с Добродем на озеро пошли по воду. И только к воротам подходить, откуда ни возьмись — чудище диковинное с неба на них! Откуда эта жуть взялась, никто не видел и не понял. Татка тень заметила и успела отпрыгнуть, вот тварь эта и промахнулась. А Добродь прыгнул вперед, чтобы Тату прикрыть. Тварь эта и огнем плевалась, и когтями Добродя рвала, а он ее не отпустил. Мы когда подбежали, там только клубок по земле катался. Живучая гадина оказалась. У нее в брюхе по самую рукоять меч Доб-родев, два арбалетных болта в боку, и вся молниями
Татка его в мертвые губы поцеловала, сама ему глаза закрыла. Добродь живой-то никогда бы этого не дождался, да он и не требовал ничего. Для него жизнь Таткину охранять — лучшая награда была. Подняли мы Добродя, понесли к дому, а я Тату веду. Вдруг она закричала и на небо указывает. А там целая стая таких тварей, и близко уже. Я Тату схватил, чтобы под крышу скорее спрятаться. Она от меня вроде как отмахнулась, и тут, не знаю как, меня с ног сбило, ровно муху сдуло. Я и не понял даже, что произошло. А Тата руки (вверх подняла и будто воздух перемешивает! И что бы вы думали? Тварей этих стало в один комок сбивать. Да так их крепко сбило, что они сплющились — не разобрать, где чьи го ловы, где чьи тулова. А она потом руками тряхнула, тут ветер взвыл, и грохнулся этот ком об землю. А Татка устало так прочь пошла.
После того случая Татку зауважали все и даже побаиваться стали. Но она добрая да приветливая, чего ее бояться-то. И веселая она, с ней не соскучишься. Как начнет что рассказывать — животы надорвешь! А уж словечки разные вставляет, так откуда что берется! Мы многое за ней повторять начали. Особенно молодые. Стоян, пока Наны нет, велел Татке в общий дом перейти, свой закут ей отдал. А сам с нами на полатях спал. Тата же никуда одна теперь не ходила, только вместе с десятком. Ну, понятно, всем хотелось, чтобы она в его десятке была. Спорили даже, чья очередь Тату охранять. Сама она говорила — пасти.
А беды на нас, как из дырявого мешка, посыпались. То волколаки обоз порезали, а сами обозниками переоделись и чуть в крепость не вошли. Успели мы понять, что к чему, ворота закрыли. Только двое прорвались, и то сколько бед натворили. А всего-то в стае больше двух десятков оборотней было. Весь бы гарнизон они положили — это точно. Татка опять же огнем их здорово пожгла. Без нее нам бы их всех так скоро не прикончить бы. А так она никому не дала скрыться. Будто огненные шарики с рук слетали и догоняли оборотня, как бы он далеко ни убежал. Догонит его такой шарик, и волколак сразу огнем вспыхнет весь, мигом в пепел превратится!
И вот ведь какая штука выяснилась: волколаки обоз вели почти до самой крепости. И только на последней стоянке всех порезали, переоделись и пошли заставу брать. До того это на волколаков не похоже! Они ж когда оборачиваются зверями, сразу и ведут себя как звери. Не могли они сами так все спланировать, так по человечьему разумению действовать. Ну, не могли, и все тут! И чтобы такой большой стаей — тоже небывальщина! Они, если впятером сойдутся, друг другу глотки перегрызут. Мы же с ними всю жизнь воюем, все их повадки знаем. Неправильные какие-то волколаки это были!
И обоз странный был. Четыре телеги, а груза на них — на один добрый воз. Вот и заговорили у нас про измену. Так-то давно уж про молодую княгиню разговоры недобрые ходят. И что князя чем-то опоила, со свету сживает. А умереть тоже не дает. Потому как при живом, но не мощном князе — она хозяйка. А князь помрет, и ей конец неминучий. И про ее деяния не потребные, и про то, что на погибель земле нашей — Полесовью — она кем-то подослана. И этот обоз ненормальный, да странные волколаки и вовсе всех убедили, что теперь врага не только в лоб, но и со спины ждать надо.