Однажды играли…
Шрифт:
– Сделается как старая графиня с тремя картами, – поддакнул я.
Темина мама опять изумленно глянула на меня из-под шляпы:
– Ты читал “Пиковую даму”?
Я сказал со скромным достоинством:
– Помилуйте, Зоя Корнеевна. Мне уже почти десять лет.
– Вот как… да, конечно… А мой Тема еще не читал. И вообще к Пушкину относится прохладно, как я ни стараюсь… Правда, ему пока что девять с небольшим… Зато он без ума от “Острова сокровищ”.
– От “Острова” все без ума, – согласился я.
Мы
На крыльце большого дома сидели Толька Петров, Амирка Рашидов, Семка Левитин и Валерка Сизов. Воззрились на меня. Сейчас начнется!
Я опередил возможные насмешки:
– Ну, чё уставились! Я в лагерь собирался, велели в пионерской форме. Я уже совсем готовый был, а мне вдруг: “Мотай на фиг, нету для тебя путевки! Одна там начальница, размером с дирижабль… Кому-то сплавила, наверно, мою путевочку по знакомству… Зря только документы копил. Вот!.. – И я выдернул из кармана пачку излохмаченных бумажек.
Все это произвело впечатление. Ко мне отнеслись сочувственно.
– А зато у меня вот что есть! – добавил я гирьку на свои весы. И вытащил мундштук.
– Ух ты! Где раздобыл? – Валерка протянул руку. – Дай посмотреть!
– На… В пионерской комнате стырил, когда вожатая за характеристикой ходила.
– Вот она узнает, напишет тебе характеристику, – умудренно предупредил Семка.
– Ништяк…
М-да, послушала бы сейчас меня Зоя Корнеевна!
Все по очереди подудели в мундштук. Он издавал пукающие звуки. Толька Петров “пукал” дольше всех, потом опустил мундштук и удивился:
– Уй, гляньте-ка, кто к нам идет! Панамка…
От калитки нерешительно шел к крыльцу Тема.
Теперь он был не в клетчатом костюмчике, а попроще: в потертых вельветовых “шкериках”, в голубой полинялой матроске, в сандаликах на босу ногу. Но чистая панамка белела на нем по-прежнему. И это говорило о принадлежности мальчика к иному миру. У нас в панамках гуляли только дошкольники.
– Это ко мне! – поспешно и решительно сказал я. – Темчик, иди сюда! – Так у меня вышло: “Темчик”. И было это для него более подходящим, чем “Тема” и тем более “Темка”…
Темчик подошел. Глянул на всех светло-карими глазами. С робостью, конечно, однако без заискивания. Негромко, но отчетливо сказал, не опуская глаз. Всем:
– Здравствуйте.
– Привет, – буркнул Семка Левитин с иронической ноткой.
– Здравствуй, – сказал я. Остальные молчали.
– Он в большой ограде живет, – объяснил я, исполняя ритуал ввода новичка в наш круг. – Недавно приехал.
– Да знаем уж… – хмыкнул Амирка.
– По-моему, он девчатник, – заявил совершенно лишенный такта рыжий Толька. – Ты любишь за девками ухаживать, правильно я говорю?
– Вовсе нет! – сдержанно
– Он на них и не глядит, – заступился я.
Темчик глянул на меня чуть виновато.
– Нет, я… гляжу иногда. Там, где я раньше жил, мы часто играли вместе, мальчики и девочки. Но это ведь не ухаживание…
Речь Темчика, более отчетливая и правильная, чем у нас (да еще с московским “аканьем”) – конечно же, не настраивала в его пользу. Но дразниться никто пока не стал. Миролюбивый Валерка Сизов спросил:
– Ты в Москве, что ли, жил?
– Да…
– А зачем вы сюда приехали?
– У нас папа… сюда направлен на работу. Не совсем сюда, но близко…
– А чё, в Москве все в панамках ходят? – спросил Амирка.
– Нет, конечно. Но у меня раньше случались солнечные удары, и мама говорит, чтобы я носил, когда жарко.
Над беззащитной искренностью смеяться нечестно, и Семка лениво проговорил:
– Рыжий, закройся.
И Толька, готовый было отпустить очередное ехидство, на время “закрылся”.
Темчик опять посмотрел на меня:
– Это ведь ты – Славик? Мама просила передать деньги. И сказать спасибо.
– Пожалуйста, – вздохнул я, ощущая, как нарастает неловкость. И взял трешку.
– Ух ты, новенькая, – сунулся Семка. – Хочешь, разменяю? Два рубля бумажками и рупь мелочью.
– Зачем?
– А в чику сыграем… – И обратился вдруг к Темчику: – Будешь с нами в чику играть?
– Нет, я не буду. Спасибо…
– Он и не знает, что такое чика, – сказал Амирка.
– Нет, почему же. Я знаю. Но у меня нет денег.
– Взаймы дадим, – подначил Семка.
– Нет… Мне, наверно, попадет, если мама узнает.
– Как она узнает? – удивился Валерка Сизов. – Ее же тут нету!
– Ну… она спросит: чем ты там занимался?
Тут все заржали, кроме меня. Толька Петров – громче всех.
– Чего вы гогочете, – сказал я. – Чего смешного, если человек врать не любит?
– Он просто играть не умеет! – “догадался” Толька.
– Нет, почему же! Я играл где мы раньше жили. Только не на деньги, а на пробки.
Это нам было знакомо. Вместо монеток иногда использовали зубчатые жестяные закрывашки от пивных бутылок.
– Пробки – это для младенчиков, – сплюнул Семка.
– Да, пожалуй, – согласился Темчик.
Трудно дразнить человека, если он не спорит. Да я и не хотел, чтобы его “доводили”. И сказал Тольке, который опять заржал:
– Ну, чё ты, Рыжий, скалишься как в цирке?
– А ты? Лагерный придурок стал, да?
– Повтори…
– Лагерный придурок!
– Айда, – вздохнул я. Потому что не было никакого выхода. Как всегда при таких случаях, противно засосало внутри, но что делать. Спустить Рыжему оскорбление при Темчике я не мог.