Однажды мы встретились (сборник)
Шрифт:
— Да ведь он дурак, — сказал Игорь.
Вялое Вадькино спокойствие как-то передалось, лишило фразу напора и злости.
— Возможное дело, хотя в служебных характеристиках это не значится. Там стоит: энергичен, старателен, может навести дисциплину, исполнителен… Вот про тебя никогда не напишут: «исполнителен», у? Ну, а как инженер — это, конечно, ноль, почему и примите наши соболезнования.
— Соболезнования — это уже кое-что.
— Чем богаты, чем богаты… — покивал Вадька.
Игорь уставился в доску, будто бы обдумывая положение фигур, но почти не видел их, поглощенный внезапной досадой.
— Ты чего? — удивленно поднял глаза Вадька. — Ход-то твой…
Садясь, Игорь подумал, что после партии надо бы домой: «Вчерашнее кончилось, хорошего понемножку…»
Но они даже доиграть не успели — у калитки показался Нечесов-младший, Аркашка, и Вадик сразу обо всем забыл, кроме сына.
Вера вынесла чадушке тарелку зеленых щей: «Сначала поешь!» Но Вадька торопил: «Ну же, что новенького?» И Аркашка, прихлебывая щи, принялся поливать родительские головы страшными новостями университетских курилок.
— На английскую литературу уже четырнадцать человек на место. Фимка Олесов посмотрел, забрал документы и отнес в пед. Нинка говорит, уже и списки видела. У нее знакомая в предметной комиссии…
— Фима? — Вера в ужасе прижимала пальцы к вискам.
— Да чушь! Списки! Какие списки?.. — сердито фыркал Вадик, бегая по веранде. — Экзамены не начались, а у них уже списки!
— Говорят…
— Говорят! Да ты сам бы подумал: если кого-то и берут по знакомству, так это ж тайком. Нет, ты посмотри, они списки выдумали! Пф!
— Перестань, — отмахивалась от него Жанна, — перестань! По блату идут многие, и ты ребенку мозги не пудри. Я ж тебя отлично знаю: ты сейчас просто прикрываешь свою беспечность.
— Какую беспечность? Он всю зиму с репетитором занимался!
— Иди ты со своим репетитором! Ребенок раз в жизни поступает, так он не мог…
— А почему раз в жизни? — перебил Игорь, все еще сидя за шахматным столиком. Он и сам оживился, глядя на этот внезапный семейный переполох. — Даже до армии Аркашка имеет шанс поступать дважды, а уж после…
— Господи! — всплеснула Вера руками. — Не дай бог! Типун тебе на язык.
— А что такого? Да ты себя вспомни!
— Оставь, Игорь, при чем тут я?
— Нет, ребятки, вправду? — он вскочил, прошелся. — Ну что нам были конкурсы? Сам черт нам был не брат! Проваливались, поступали снова, эх!..
Вадик кисло улыбнулся.
— Набивали шишки, наминали бока.
— Ну и что? Какая ж юность без синяков, чудак ты? Вся прелесть жизни — чтоб чувствовать себя таким, знаешь, — уфф! А то оправдываются заранее: ко-онкурс-де, по блату много, — кривя рот, протянул он.
— Я не оправдываюсь, с чего вы взяли? — краснея, бормотал Аркашка.
— Батька твой в свое время провалился, пошел в дорожные рабочие, да притом еще жениться не побоялся, а я…
— А что ты? — перебила Жанна. —
— Пусть не пример… — Игорь повернулся к ней, замолк и невольно отступил на шаг, наткнувшись на вчерашний ее, ненавидящий взгляд.
— Ты всю жизнь из себя гения корчил, всех поучал, а что из тебя вышло? Обыкновенный инженеришка? Да? — она презрительно отвернулась, не ожидая ответа. — Ты, Аркашик, дерись, жизнь боками чувствуй, а папочка с дядечкой пока в шахматы поиграют! У них, видишь ли, теория… Да вы оба просто лодыри. И все ваши принципы и умные мысли от лени! Человеку помочь надо, а не сказками кормить, понял? — это она уже на Вадьку накинулась.
— Да кто ж ему поможет, кроме знаний и некоторой доли наглости? — забыто усмехаясь, спросил Игорь.
— Вот-вот! Как, оказывается, удобно быть принципиальным! Никому не надо помогать, ничего делать.
Жанна стояла посреди веранды и, поворачиваясь то к одному, то к другому, коротко взмахивала кулачком, будто отбивалась.
— Из-за каких-то дурацких принципов портить жизнь собственному ребенку! Это ж надо!
— Да почему ж портить, — попытался заступиться Игорь, но Люда, оказавшись рядом, сжала его локоть: «Я тебя прошу…»
— Ну, допустим, нет у меня принципов, — Вадька повертел над головой растопыренными пальцами, как бы демонстрируя, что в них и вправду чего-то нет… — Все, нет, выкинул, в карман спрятал! И что? Блат у меня появился в университете?
— Ах бедненький, знакомых у него нет!
— А представь!
— Так найди! Мужчины называются, — фыркнула Жанна. — Только и умеете, что рассуждать, какие вы хорошие, а другие-де проходимцы! Такие-де пролазы, у-у! А конечно! С таким-то животиком куда пролезешь? — ткнула она кулачком в Вадькину сторону.
На секунду повисла тишина, Игорь успел обвести недоумевающим взглядом согнувшегося над тарелкой Аркашку, Веру, Вадьку в кресле…
Когда в десятом классе Вадька снова начал полнеть, то в жизни его не было, кажется, худшего горя! Вся их тогдашняя компания, — пусть в ней кое-кто уже и гонялся тайком за модными тряпками, так ведь это еще тайком! — сплошь бредила дальними походами, экспедициями, рюкзаками и свысока презирала всех благополучных, богатых, а следовательно, и толстых. И Вадька — больше, громче всех. Нельзя было уязвить его сильнее, чем напоминанием о собственной полноте. Вера тигрой кидалась при малейшем намеке…
«А теперь? — думал Игорь. — Да что же это? Или Люда вчера говорила правду, и они ждут, чтоб Жабка взяла на себя грязненькое дело приискания блата? А?»
— Вы всё: мы! мы! — говорила Жанна. — В наше время все было проще, а сейчас хочешь не хочешь — надо вертеться. Вот Зыбченко у меня — он знаете как крутится? Красивые ваши принципы хорошо за чаем развивать, а как до дела… Знаете, кому неудобно свои житейские дела устраивать? У кого принципы? Дудки-с. Все принципы оттого, что дела уже более-менее устроены. И не пытайся спорить, Вадька! Вот пожил бы с двумя детьми на шестнадцати метрах, так не постеснялся бы говорить за себя! И хитрить не постеснялся бы. А я с детства приученная, что за меня только я и говорю! — Жанна разошлась, стала зачем-то рассказывать, как они с Зыбченко выбивали квартиру, на что только не пришлось идти ради этого!