Однажды осмелиться…
Шрифт:
— Именно так.
— Нет, не так.
Мысль мелькнула: зачем я тут сижу и препираюсь с незнакомым человеком? Ворвался в дом и хочет решить свои проблемы за чужой счет. Но сдержаться невозможно:
— Нет, не так. Если бы она действительно нужна вам была, уже ничто не имело бы значения.
Думала, он сейчас затянет песню про ответственность за прирученных, и в общем-то будет прав. Как Ося. Но не затянул.
— Знаю.
Молчание.
— Значит, не любите.
— Любовь женщины выдумали, — усмехнулся. — За пяльцами.
—
— За пяльцами. Пряли, скучали, страстей жаждали.
Навязался монстр на Олькину голову.
— Понятно. Что от меня требуется?
— Алена, обидел я вас?
— Ну что вы. Уж мне-то точно все равно. Просто я не пойму…
Перебил, с улыбкой:
— Я вас такой себе и представлял.
— «Такой»?
— Колючей немножко. Гордой. Сильной. Да, спасибо за предоставленную жилплощадь.
— Оля сказала, на аркане вас сюда тащила всякий раз.
Вот где она лишнее брякнула. И все оттого, что сбило с толку это «гордая-сильная». Ну какая же она…
Будто дала повод к откровенности. Будто вопрос задала — так ли? на аркане, да?.. И точно — ответил:
— Да… Можно сказать, был с ней мил — насильно… Алена, ей всего меня надо — это при том, что она понимает — я никогда…
— Так потому-то и надо.
Плечом пожал.
— Николай, а вы знаете, что муж ее любит? И она его ни в грош не ценит… Она говорила вам про «большие буквы»?
— Нет.
— Ну, неважно. Просто все, что со строчных букв, ее не интересует. А вы как бы с заглавной — в ее иерархии. Вы — Новая жизнь. О чем я должна с ней поговорить? О том, что Новая жизнь не состоится? Ну так вы ей сами скажите.
— Она мучается, Алена.
— Я-то знаю.
— Ну может, мы как-то вместе сумеем…
— «Вернуть ее в болото». Знаете, Николай, а ей летать охота.
Аж застонал:
— Ну почему — я?
— Потому что вы первый попались.
Ушел около одиннадцати, попросил телефон, сказал, позвонит. «Ольке — ни слова. Ревнива, как орангутанг». Видно, совсем мужика достала.
Да… решили, что свои проблемы он будет сам решать.
23
Потом Олька явилась кислая, заявила, что «Нико урод и с ним все кончено». Долго рассказывала, как объяснение вышло. Спрашивала, как сделать так, чтобы стать ему необходимой. Поплакала.
На следующий день позвонил Николай:
— Как она?
— А что, разве не видно?
— Она со мной не разговаривает. Хорошего я себе сотрудничка подобрал.
— Отойдет. Сказала — у вас все.
— Свежо предание… Помните, у Набокова в «Лолите»: «Я страстная и одинокая женщина, и вы любовь моей жизни»? Вот-вот. Ну как после этого…
Совсем у Ольки нет чувства самосохранения.
— Если я заеду сегодня? Где-нибудь ближе к десяти — в прошлый раз в пробках стоял…
Приехал: об Ольке уже — ни слова.
24
Зачем
Вот и все развлечения.
Николай оказался интересным собеседником. Да, в нем было именно это — о чем говорила Олька, когда рассказывала про большую рыбу, которую не поймаешь, — что-то восхитительно-мужское. Говорили обо всем подряд: о журнале, все увереннее стоявшем на ногах («пока что — на ножках»), о геологоразведке в Сибири, которая теперь в упадке, а когда-то… И Николай вспоминал, как ездил с геологическими партиями, а потом Алена рассказывала, что говорил Бродский, — тайга, плоские бесконечные болота… комары… тучи комаров… так? — Ну не всюду… а что, разве Бродский… — Конечно! Школа жизни для поэта — самое важное… Он даже маленькое месторождение урана нашел… уран ведь искали.
Попутно она думала… Она всегда будто на двух стульях сидела. Вот и сейчас: сказала, что школа жизни важна для поэта, но разве это правда? Уже сколько раз она об этом размышляла — Эмили Дикинсон носу из дома не показывала, а все с ее стихами носятся. Значит, и это затворничество с Юлькой — не наказание для ее дара, и если последнее время она пишет меньше, так это не от нехватки впечатлений, а оттого, что иссякает… Сколько еще длиться этому кризису? Нет, что хотите говорите, а впечатления нужны. Пускай даже чужие.
— Расскажи о себе.
И он рассказывал о своих путешествиях, о встречах, о планах. Большая восхитительная рыба. Каким течением ее занесло в эту квартирку?
Потом стало ясно — Николай не может пройти мимо очередной юбки.
— Я видел тебя на фотографии, — кивнул на рамочку в комнате.
— Не очень-то это честно по отношению к Ольге.
— Ерунда. Если ты честен с избранником — это не честность, а любовь. Если нечестен — это не измена, а просто отсутствие любви. Быть верным тому, кого не любишь, — абсурд.
Хватило ума сообразить — все это только слова, пляска рвущихся наружу сперматозоидов.
Да и за Ольку как-то обидно.
25
Потом прозвучала эта фраза про Мари Лоренсен: она ее потом долго поминала ему, эту грубую подделку под искренность.
«Ты девушка Лоренсен… такая же неуловимая».
О существовании этой художницы, исключительно барышень живописавшей, Алена знала только потому, что та была возлюбленной Аполлинера; его «Мост Мирабо» Алена помнила наизусть, хотя и прохладно относилась к французской поэзии. Кстати, написано было из-за разрыва с Мари.