Однажды в Америке (др. перевод)

Грей Гарри

— Как поживаешь, Лапша? Я очень рада увидеться с тобой после всех этих лет.

Я и не знал, что Долорес такая высокая. На каблуках она была почти моего роста. Я уже хотел открыть ей дверцу, но меня опередил Джимми, чей сияющий взгляд выражал восхищение и одобрение. Он захлопнул дверцу и подчеркнуто предупредительным тоном спросил:

— Куда едем, сэр?

Я услышал свой сухой и чопорный ответ:

— К Бену Рейлив в «Эрроухэд-Инн», Джеймс. — Потом, сбившись, я добавил: — Эй, Джим, надеюсь, ты знаешь, где это?

Он обернулся с понимающей улыбкой и ответил любезным

«Да, сэр».

— А у нас хватит времени ехать так далеко? Не забывай, я должна вернуться в театр не позже восьми вечера, — сказала она.

— Обещаю, что ты вернешься вовремя.

Я взял ее послушную руку и задержал ее в своей. Я слегка сжал ее. Она улыбнулась и ответила мне встречным рукопожатием. Легкая дрожь перетекла из ее пальцев в мои и, как электрический ток, пронзила насквозь. У меня перехватило дыхание, по спине пробежал озноб. Я откинулся в угол лимузина и не спускал с нее глаз. Ее окутывал тонкий аромат духов, и этот запах наполнял меня головокружительным желанием, Я сделал глубокий вздох, стараясь прийти в себя.

Она взглянула на меня с улыбкой:

— О, Лапша, перестань, не может быть, чтобы я действовала на тебя так сильно!

Я сидел, чувствуя, что мои эмоции перехлестывают через край. Как я мог доказать ей глубину своих переживаний?

Весь разговор вела она. Все, что бы она ни говорила, было очаровательным, неожиданным и блестящим. Я сидел, как немой, лаская ее руку, наслаждаясь движением ее губ, ее шелковыми ресницами, блеском ее зеленых глаз.

Мне нравился ее дорогой, изысканно-простой костюм, и я сказал ей об этом. Все в ней находилось в совершенной гармонии.

Сорокаминутная поездка пролетела как один миг.

Метрдотель уделил нам персональное внимание. Роскошный обед из десяти блюд, который я заказал по просьбе Долорес, был мечтой гурмана. Она ела с энергией здорового красивого животного. Я был слишком поглощен своей спутницей, чтобы заниматься едой, а может быть, сказались те гамбургеры и пончики, которые мы с Джимми купили у Рикера. Как бы там ни было, я ковырял в своей тарелке кое-как.

Долорес тронула меня за руку и сказала:

— Сделай красивый жест и пригласи шофера пообедать с нами.

Я подозвал главного официанта и сказал ему, чтобы тот попросил Джимми присоединиться к нам.

Официант покачал головой и объяснил:

— Его уже обслуживают в зале для шоферов. Это входит в правила нашего заведения.

Мы с Долорес расхохотались, как будто услышали чертовски остроумную шутку, придуманную специально для нас.

Мы вышли на улицу, чтобы с четверть часа погулять в окрестностях, которые в этих местах выглядели почти деревенскими. Она с удовольствием закурила сигарету. Прежде чем я успел достать из кармана свою сигару, меня кольнул знакомый импульс. Я оглядел обочину дороги в поисках брошенного окурка. Я сказал Долорес о том, что ищу. Она рассмеялась и взяла меня за руку.

— Эхо давнего прошлого, да, Лапша? Я очень рада за тебя, милый, но… — Долорес стала серьезной и печально покачала головой. — Но жизнь, которую вы ведете, парни, просто ужасна.

Я ничего не ответил. Она почувствовала, что я не хочу обсуждать с ней свою

жизнь, и сменила тему. Втайне я был очень взволнован тем, что Долорес назвала меня «милый». Это доказывало, что я ей не безразличен. Я подумал — для тебя, дорогая, я готов вести любой образ жизни. Я уйду на покой; я брошу все и оставлю криминальный бизнес. Я уже накопил больше сотни штук. Я брошу эти деньги к ногам Долорес и попрошу ее выйти за меня замуж. Да, я сделаю это на обратном пути. Я займусь каким-нибудь легальным бизнесом за пределами Нью-Йорка, в маленьком городке. Я куплю домик где-нибудь подальше от городской грязи. Долорес, я и ребенок.

Я начал напевать «Пташки поют для меня и для милой».

Черт, как там будет дальше? Я попрошу Косого сыграть эту песню на моей свадьбе. Вот будет штука. Макси станет моим шафером. Господи, как они удивятся, когда я выложу им свои новости. Что я собираюсь «завязать» и жениться на любимой девушке. И она тоже оставит работу. Больше никаких танцев.

Боже мой, я вспомнил, как такие вещи показывают в дешевом кино про гангстеров — когда один решил уйти из банды, а остальные ему за это мстят. Настоящая куча дерьма. В реальной жизни такого никогда не происходит. Какое дело банде до того, что один из ее членов решил завязать, если он действительно уходит и больше не вмешивается в бизнес? Другим больше достанется.

Когда мы шли к машине, Долорес сжала мне руку:

— Что ты там мурлычешь, милый, и чему все время улыбаешься?

— Скоро я расскажу тебе об этом, моя прекрасная леди, очень, очень скоро. — Я почти плыл по воздуху. Я помог ей сесть в машину. — Поезжай в театр, но не торопись, Джимми, дружище, — пропел я весело.

Я угостил его сигарой. Он улыбнулся. Вот чудесная жизнь. Я тоже куплю себе лимузин и найму Джимми на постоянную работу, но не стану обращаться с ним как с шофером. Я буду относиться к нему как к товарищу, как к человеку, которого уважают. Он — отличный парень. И я — тоже отличный парень. Не считая того, что я самодовольный ублюдок.

Я взял любимую девушку за руку и начал говорить, чувствуя полную уверенность в себе:

— Долорес, дорогая, это лучший день в моей жизни. Ни с кем на свете мне не было так хорошо и уютно, как с тобой, милая.

Она улыбнулась мне и сказала:

— Правда? Я рада.

Долорес похлопала меня по руке.

Эти слова и ее улыбка убедили меня, что я на верном пути.

Я пошел напролом:

— Долорес, милая, я люблю тебя. Я хочу на тебе жениться.

Чуть смущенно я обвил рукой ее талию и попытался ее поцеловать. Она раскрыла глаза от удивления и отшатнулась в сторону.

Изумленным тоном Долорес сказала:

— Мы почти не знаем друг друга. Кроме того…

Я не дал ей договорить:

— Мы узнаем друг друга лучше после того, как поженимся.

Она сухо перебила:

— Мне давно следовало с тобой поговорить. Впрочем, это можно сделать и сейчас. Я только хочу сказать, что собираюсь выйти замуж и уже практически помолвлена. Кроме того, я уезжаю в Голливуд. Я заключила контракт. И я надеюсь там остаться.

В полном смятении я спросил:

— Что? Когда ты уезжаешь?