Однажды в Голливуде
Шрифт:
— Что еще за песня про «ду-ду-ду»? — не понял Курт.
— Ну ты знаешь... — Актер напевает: — «„Ду-ду-ду", выглядываю в заднюю дверь» [47] .
Курт наигрывает начало песни на пианино и заводит:
Вернулся домой из Иллинойса, Закрыл входную дверь, ну и ну, Только гляньте на счастливые создания, Что пляшут на газоне: Динозавр Виктрола слушает Бака Оуэнса, Пою «ду-ду-ду»,47
«Lookin’ out My Back Door». — Прим. ред.
Все четверо аплодируют.
— Отлично, — говорит Рик.
— Ну, не прям отлично, но и не плохо, — скромно отвечает Курт и добавляет: — У меня сын любит эту песню. Так что, когда я репетирую дома, всегда играю ее для него.
— Сколько твоему сыну? — спрашивает Клифф.
— Шесть в следующем месяце.
— Вылезай давай из-за пианино и покажи им, что умеешь на гитаре, — подгоняет Джим.
— Ладно, — соглашается Курт, берет гитару и кладет на колени. Настраивая гриф, он говорит Рику: — Должен сказать, Рик, я твой большой фанат. Обожаю «Закон охоты». «Закон охоты» и «Стрелок» — мои самые любимые сериалы тех времен. До сих пор их смотрю. И еще люблю твой вестерн.
— Какой? — спрашивает Рик. — «Таннер»? Он больше всего нравится людям.
— А кто в нем еще? — спрашивает Курт, пока возится с настройкой.
— В «Таннере» я и Ральф Микер.
— Не, там был не Микер — Микер мне нравится, но это был не он. — Курт задумывается, потом вспоминает: — Гленн Форд!
— А, Гленн Форд, — говорит Рик. — Это «Адское пламя, штат Техас». Да, тоже ничего. Но мы с Гленном не поладили. Он старался меньше меня. Типа, знаешь, иногда можно пересниматься в кино, и в этом была беда Гленна. Но в целом картина неплохая.
Джим говорит Курту, который закончил подготовку:
— Сыграй что-нибудь такое, чтобы показать себя во всей красе.
— А, значит, я тут себя продаю. А я и не понял. Спасибо, что предупредил.
— Ну, это будет по-честному, — подразнивает Рик. — Ты сказал, что тебе нравится моя фигня. Будет честно, если я послушаю и решу, нравится ли мне твоя.
Курт приступает к знаменитому вступительному риффу из «The Secret Agent Man Theme» Джонни Риверса. Узнав мотив, мужчины улыбаются. Затем Курт поет первый куплет:
Есть человек, что ведет опасную жизнь. Никто не узнает его до конца. Следи за языком, не выдай себя. Велик шанс, что до завтра ты не доживешь, Секретный агент, Секретный агент, Тебе дают номер и отнимают имя.Курт останавливается, ждет похвал — и заслуженно дожидается.
— Тоже любимая моего сына. — Потом, глядя на Рика, спрашивает: — Ну что, мы с тобой достигли взаимоуважения?
— И охренеть какого. — Рик поднимает «Виски сауэр». — За трубадура.
Все поднимают стаканы и бутылки и пьют за Курта.
— А, еще к слову о моем сыне и о тебе: мы с ним оба поклонники «Четырнадцати кулаков Маккласки», — говорит Курт Рику.
— Ну, это из моих хороших.
— Знаешь, когда смотришь такой фильм — о команде мужиков, которые
Все невольно кивают.
— Ну, у моего сына любимчик — ты.
— О, приятно такое слышать, — говорит Рик.
— Вообще я недавно познакомил его с «Законом охоты», когда тот шел по телику, — говорит Курт. — Сериал начинается, я показываю на тебя и говорю: «Эй, Квинт, — моего сына зовут Квентин, — эй, Квинт, а знаешь, кто это?» Он мне — «нет», а я говорю: «Помнишь дядю из „Четырнадцати кулаков Маккласки“ с повязкой на глазу и с огнеметом, который выжигал нацистов на хрен?» Ну он такой — «да», и я говорю: «Это тоже он».
Заканчивает Курт риторическим вопросом:
— И знаешь, что он мне сказал? Он сказал: «Это из тех времен, когда у него еще были оба глаза?»
Все смеются.
— Можешь дать ему автограф? — просит Курт.
— Еще бы. Ручка есть?
У Курта нет, зато есть у Уоррена Вэндерса.
И Рик подписывает для сына Курта, Квентина, коктейльную салфетку — черкает «Для рядового Квентина», уточнив, как пишется имя, и потом добавляет: «Майор Маккласки и сержант Льюис приветствуют тебя». Потом подписывается — «Рик Далтон» и ниже — «Сержант Майк Льюис». И наскоро рисует сержанта Майка Льюиса с повязкой на глазу, в рубашке с надписью «Квентин крут», и добавляет ниже постскриптум: «Горите, нацисты, горите!»
Джим Стейси стонет:
— Эх... «Четырнадцать ебучих кулаков Маккласки». Какая боль. Кэз-сука-Гарас. Чтоб он сдох — прости, наверное, вы с ним друзья, — говорит он Рику. — Но все равно — чтоб он, сука, сдох.
Он рассказывает Курту, Клиффу и Уоррену Вэндерсу, как чуть не получил в «Маккласки» роль Кэза Гараса.
— Оставались трое. Гарае, Клинт Ричи и я. Но Гарае на тот момент уже засветился в фильме Генри Хэтэуэя. И вот Хэтэуэй звонит начальникам «Коламбии», вписывается за своего парня, и на этом для нас с Ричи все и кончилось, — вздыхает Стейси.
— А где Гарае снимался у Хэтэуэя? — спрашивает Уоррен Бэндере.
— Да в каком-то говне про Африку со Стюартом Грейнджером.
— Я тоже снимался в каком-то говне про Африку со Стюартом Грейнджером, — говорит Рик и добавляет: — С таким гондоном я еще ни разу не работал.
— Кстати о штопаных гондонах, — перебивает Стейси. — Генри Хэтэуэй — вот кто штопаный гондон! — Потом быстро добавляет: — В смысле режиссер он хороший, делает хорошие фильмы. Но как же он, на хуй, орет! А уж когда он принимается орать и материться, то генерал Шерман в сравнении как будто прошел по Джорджии, собирая букетик [48] . В его последнем фильме снималась моя жена. Она милая, нежная, как птичка. Так он орал на нее каждый божий день, днями напролет. Конец съемок — и у бедняжки чуть ли не контузия. Вот попадись мне этот гондон в баре... — Стейси осушает стакан.
48
В конце 1864 года армия Союза под руководством генерала Уильяма Шермана совершила «Марш к морю». В ходе ожесточенной кампании войска уничтожали линии связи, пути сообщения, промышленные и гражданские объекты, реализуя тактику «выжженной земли». — Прим. ред.