Однажды в лифте
Шрифт:
Схема была проста. Только стриптиз — одна цена. Стриптиз с «потискать» — другая. Стриптиз с минетом — третья. Стриптиз с сексом — четвёртая. Стриптиз с анальным сексом — пятая.
Андрей был в шоке. Он сразу пошёл с разговором к Кате и… наткнулся то ли на притворство, то ли на непонимание.
— Я думала, ты знаешь… — говорила она, надувая губы. — Сам же спрашивал про личные танцы…
— Это, б**, не танцы! — почти заорал он тогда. — Это…
— Не смей меня оскорблять, — Катя задрала нос. — Я, между прочим, никого не убиваю и не граблю.
Он онемел.
— Честным… трудом…
— Да! А что, нечестным, скажешь? Я денег не вымогаю и не обманываю. Кому надо — тот заказывает приват и платит за него. Чего здесь нечестного?
Логика была железной.
— Клиентов, может, ты и не обманываешь. А меня?
— Я тебя не обманывала! — отрезала Катя. — Я просто недоговаривала. Ты же правильный мальчик, маменькин сыночек. А я — девочка из провинции. И всего добилась сама! Ты бы не понял и осудил. Вот — уже осуждаешь! А за что?!
В этот момент Андрей окончательно и бесповоротно осознал, что им с Катей не по пути.
На самом деле, когда у него получалось абстрагироваться от того факта, что она — его жена, Андрей Катю понимал. Она считала тело товаром, который можно выгодно продать, он — нет. В этом и была суть их неразрешимого конфликта.
Постепенно конфликт этот перетёк в развод. И с того дня, когда их официально развели — а было это в январе прошлого года — Андрей Катю не видел и не слышал.
Видимо, нагулялась, захотела вернуться к чересчур правильному мужу. А может, просто слишком много выпила.
Неважно.
Андрей встал с кровати и подошёл к окну. По двору, меся снег сапогами, шла мармышка вместе со своим псом. Он радостно тянул поводок, она же была тиха и задумчива.
Несчастная. И зачем они нужны, эти собаки? Даже в Новый год поспать не дают.
16
Анна
Вернувшись домой и покормив Альфонса — да, пожалела я его, пожалела, но их попробуй не пожалей! — я решила позвонить маме с бабушкой. Перед этим постояла перед зеркалом, произнесла пару фраз — вроде ничего так, голос бодрячком… может, и не запалят.
Трубку домашнего телефона сняла бабушка.
— Алло, бабуль? С наступившим тебя!
— Да, моя настурция, — проскрипела она в трубку. С детства называла меня так. И никогда не признавалась, почему. — И тебя с очередным годом нашей никчёмной жизни.
Я фыркнула. Да, своё дурное чувство юмора я унаследовала от бабушки.
— Одна радость, Нюшенька, что ты в прошедшем году всё-таки разошлась с Олежкой. Вот в наступившем чтобы нашла себе ухажёра! Качественного такого.
Качественного, значит… Интересно, кто из этих двоих — Павел или Дятел — понравился бы бабуле больше?
— Вообще мама сказала, ты там уже себе кого-то отрыла. Кого?
Отрыла, да… Как хрюшка трюфель.
— Да так, бабуль. Ничего особенного. И пока это всё несерьёзно.
— Тогда не забывай про предохранение, —
— Знаю, бабуль. Мне всё-таки уже двадцать пять, а не пять.
— Невелика разница для моих восьмидесяти.
Это точно.
— Где там мама-то?
— Дрыхнет, где же ещё. С утра проснулась, побыла аристократкой — выпила бокал шампанского, съела парочку конфет, — и опять спать. — Бабушка фыркнула и мстительно предложила: — Разбудить?
— Да не надо. Я вечером позвоню, когда она проснётся. И в гости завтра к вам приеду с подарками.
— Гости — это хорошо. Приезжай, настурция. И мальчика своего привози.
Я хотела спросить «какого мальчика?», потом поняла. Но решила состроить из себя… хм, настурцию.
— Конечно, привезу. Афоня будет рад поноситься по вашей квартире.
— Хитрованка, — захихикала бабушка. — Я про другого мальчика. Который несерьёзный.
— Будете серьёзить?
— Посмотрим. Может, сразу отбракуем. Я вот когда-то промолчала по поводу Олега, теперь жалею. А вдруг ты бы передумала за него замуж выходить?
— Вряд ли. Скорее, обиделась бы на тебя.
— Поэтому и промолчала, — бабуля вздохнула. — Эх, и почему в двадцать лет нету столько же мозгов, сколько в восемьдесят?
— Посмотри на это с другой стороны. Склероза тоже нету.
— А склероз — это не так уж и плохо, Нюшенька. Знаешь, как интересно жить, когда не помнишь, что и куда положил? Полдня ищешь. Да не будь у меня склерозу, я бы со скуки уже померла.
Я улыбнулась, вспоминая, сколько раз в неделю бабушка теряет свои очки. Это её любимый объект для поисков.
— В общем, договорились. Завтра приеду с Альфонсом.
— Договорились, — согласилась бабушка покладисто. Мама на её месте уже кричала бы: «Никаких собак в квартире!». Собственно, именно так она кричала всё моё детство. — Целую, внучка.
— И я тебя, бабуль.
17
Альфонс сидел на подстилке и лениво грыз косточку. Я наклонилась и погладила его по голове. Конечно, никуда я своё чудовище завтра не повезу, зачем же мучить?
Всю сознательную — впрочем, бессознательную тоже, — жизнь я мечтала о собаке. Но мне не разрешали. Точнее, бабушка была не против, а вот мама… Мама категорически запрещала иметь животных в доме, и теперь я понимаю, почему.
Папа умер, когда мне было пять, и она, оставшись одна, очень уставала. Собаки и кошки — это круглосуточная шерсть и каждодневная уборка, маме не хотелось заниматься ещё и этим. Моё воспитание было для неё первичным. Кроме того, она не настолько любит животных, в отличие от меня.
Я замирала и расплывалась в улыбке, когда видела на улице собаку. Любую собаку. И даже после того, как одна из них меня слегка укусила — мама обрадовалась, думала, дочь поумнеет, — я не перестала любить этих прекрасных преданных существ.