Однажды в Лопушках
Шрифт:
Но руку поднял, поскреб плечо.
— И что дальше? — поинтересовался он у жрицы, которая разглядывала руку. Клятву она принесла и, что характерно, на крови, которая теперь сочилась из тонкого пореза. — Дай сюда, а то истечешь еще…
Платка не нашлось, но от майки кусок оторвался.
Правда, майка была не слишком чистой, но лучше так, чем глядеть, как кровь льется.
— Ей не нравятся эти люди, — сказала жрица и посмотрела светлыми ясными глазами. Будь Беломир помоложе, он бы непременно в них провалился
— Это хорошо или плохо?
— Смотря для кого.
…цель Беломир увидел сразу. И понял, что будет крайне непросто добраться до горла вот этого старика, обманчиво немощного, ковыляющего с видом таким, что было не понятно, как он вовсе на ногах держится. Старик волочил ноги, громко шаркал и… глядел превнимательно.
А взгляд холодный.
Характерный такой. За стариком виднелся бледный Потемкин и не менее бледный племянничек, а уж за ним и ведьма, которая, кажется, ведьмою быть перестала.
Момент хаоса определенно близился.
— Привет, дедуля, — сказал Беломир, перевязывая рану жрицы тряпкою. — Обнял бы на радостях, да вот, боюсь, поймут неправильно.
— Все дуришь?
— А что еще делать? — Беломир погладил ладонь.
И жрица покачала головой. То есть… ну да, глупо было бы вот так… а выходит, что не всю дрянь из крови-то вычистили. Или въедливой она оказалось, или… тело изменилось?
Беломир никогда-то не вникал в подобные тонкости. И ныне не станет.
— Так… мне тут баили, что мы родня, если по матушке… не обнимешь внучка?
Не обнимет.
И близко не подойдет. Старый. Опытный зверь. Точно знает, какое расстояние безопасно. И те, что за спиной Беломира стоят, напряглись. Одно неверное движение и… пуля его если и остановит, то не сразу.
Влажные пальцы сжали руку, успокаивая.
Не время.
Не сейчас.
А когда? Глядишь, шею свернуть и… все развалится. Алексашка, поганец этакий, стоит за дедовым плечом. И вид совершенно несчастный. Сам сгорбился, скукожился, сделавшись на десяток лет старше. А ведь и вправду… вон, седина даже на висках пробивается. Морщины. Будто не молодой парень, а…
Додумать не успел.
— Жрица.
— Где моя матушка? — спокойно поинтересовалась жрица.
— Там… спит. Упертая. Отказалась сотрудничать. А Потемкиным не отказывают… чревато. Но ты, вижу, куда как благоразумней. И правильно, деточка… с Потемкиными лучше дружить.
Губы расползлись в усмешке.
А где-то там, в глубинах пещеры, ухнул выстрел и… и что-то еще случилось, но Беломир так и не понял, что именно. Стало будто бы жарче.
И старик дернулся.
Обернулся… махнул рукой, отпуская часть гвардии.
— А ты всех внуков жрешь или только избранных? — поинтересовался Беломир нарочито громко. Что бы там ни происходило, оно происходило явно не по плану.
И это хорошо.
— Алексашка
Тишина.
Больше не стреляют и… и нет, что-то происходит. Это Беломир ощущал по движению силы, которую ныне воспринимал остро, будто… шкуру с него сняли.
Может, и вправду сняли.
Но ощущал.
А еще знал, что не только он. Дернулся было Алексашка и застыл, склонил голову, втянул в плечи. Повел головой мертвец за спиной хозяина, но, не получивши приказа, замер. А вот старик… слишком давно он жил, слишком давно тянул силу, вот и утратил способность её чуять.
Хорошо.
Чем больше хаоса, тем выше шансы выжить. Ну… или спасти кого-нибудь.
— Только ничто не дается даром. Вот и он, чтобы жить, убивает. Своих детей. Как есть чудовище. Сперва, наверное, совесть мучила. Немного. После он убедил, что достоин. Или что полезнее никчемных отпрысков… так ведь?
Сколько ненависти во взгляде. И странно, что Беломиру до сих пор рот не заткнули. Но раз не заткнули, надо пользоваться.
— Но правда-то в том, что ты их, одаренных, приближал к себе, а после силу тянул. Вот и выходили… если из одаренного силу вытянуть, он болеть станет. Телесно ли, разумом ли, главное, что не проходит такое бесследно. И с каждым поколением, главное, силы все меньше и меньше… правда, Алексашка?
— Я…
— Первым пойдешь, — сказал старик, разворачиваясь. — И этим скажи, чтоб порядок навели, а то ишь… вздумали геройствовать.
Беломир хотел сказать что-то, но ударили.
Сзади.
По голове.
Больно! Он оборачиваться начал, готовый дать отпор, да второй удар свалил с ног. А остальных Беломир уже не почувствовал.
Наверное, к счастью.
Поперек тропы встал старик.
Сухой.
Седой.
Изможденный. Он возник из ниоткуда и усмехнулся гнилыми зубами. А потом набрал воздуху и дунул на Олега. Тот устоял. В первый раз. А во второй тропа взяла да и растворилась. И они упали.
Как стояли, так и…
На камень.
Олег только и успел, что подхватить своих женщин, удержать. Тихо выругалась Ирина Владимировна, приземлившись на четыре руки. А давешний старик, который, в отличие от тропы, никуда-то не исчез, сказал:
— Пора.
И загудели, забили барабаны. А следом на плечи навалилась неведомая сила. Она давила, гнула к земле, требовала упасть на колени да смириться с участью.
Нет уж.
Никогда.
Может, он, Олег Красноцветов, и не аристократ, но и не хрен собачий. Устоит. Сумеет. Удержит. Сила давила, сила…