Однажды в Марчелике
Шрифт:
А сам Старик… Да что ему, седому старику, осталось-то?
И с этими мыслями усталый касадор спокойно уснул, повиснув на цепях. Он спал, и снились ему его молодые годы, когда трава была зеленее, а небо – глубже. Где солнце дарило радость, а рядом были те, кого он очень любил. И так ему не хотелось просыпаться, что его желание в результате сбылось…
Когда дверь в камеру отворилась, и человек, обычно пытавший Старика, переступил порог, ему оставалось только грязно выматериться.
– Что случилось? – спросил зашедший следом невзрачный касадор
– Сдох урод! Представляешь?.. – сплюнув, проговорил палач, подходя к телу Старика.
Бледное, худое, оно висело на железных цепях так, как может висеть только мёртвый. Мышцы уже расслабились, а голова болталась настолько низко, что если бы её так повесил живой, то шею бы себе сломал.
– Так… Что же теперь-то? – спросил касадор.
– А то ты не знаешь?.. – буркнул палач. – Его документы у нас есть. Найдите через адвокатов его родню и пошлите им уведомление.
– Надо ли? – усомнился касадор. – Мы уже штук сто таких уведомлений отослали. И ничего…
– Ну так разошлите сто одно! – рявкнул палач, заставив касадора вздрогнуть. – А понадобится – и двести разошлёте! Пока эти письма дойдут, пока приедут родственники…
– Да кто там приедет-то? – спросил касадор. – Ещё хорошо, если хоть кто-нибудь знающий появится…
– Если хоть один появится, уже полдела… – мрачно проговорил палач. – Этот вот много имён мог назвать… А теперь как из него имена тянуть?!
Они немного помолчали, снова глядя на тело упрямого пленника. Сволочь, все планы им поломал своей смертью!.. Наконец, палач отвернулся и, шагая к выходу из подвала, бросил:
– Тело похоронить. Письмо послать. И ждать! Нам нужно их всех убрать с Марчелики, иначе весь наш план пойдёт крахом…
– Сука ты!.. – обиженно сказал касадор, глядя на тело Старика. – Не мог ещё денёк продержаться?
Он развернулся на каблуках и пошёл прочь. Предстояло закончить ещё много дел, и все они были до безобразия срочными.
А главная неприятность заключалась в том, что теперь снова придётся искать кого-то из «этих». А они, хитрые мерзавцы, прятались всё лучше и лучше…
Г.Парке, Марчелика. 26 мая 1935 года М.Х.
Центральные равнины Марчелики велики. Настолько велики, что путешествие через них займёт не один месяц.
На крайнем севере континента с апреля по ноябрь – целых восемь месяцев – царит суровая зима. Однако же с началом ноября, когда ласковое солнышко растапливает снег, там начинается жаркое лето, полное дождей и света. Ночи становятся всё короче – до тех пор, пока солнце не перестанет совсем скрываться за горизонтом. И тогда в северном краю начинается период буйного цветения. Если где и можно увидеть кабачок размером с тыкву (или тыкву, которую нельзя обхватить руками), то это там, на севере Марчелики, за горным хребтом Каносо…
На востоке Марчелики, на той узкой части континента, что протянулась между Ферносским морем, отделяющим её от Нового
И только на центральных равнинах, что распростёрлись от западного побережья Марчелики до самых Рокиосо, всегда тепло и жарко.
Но те, кто живёт здесь давно, отлично знают, что погода меняется ровно три раза в год. В конце мая, далеко на северо-западе (там, где сходятся Каносо и Рокиосо), рождается ветер. Его называют Офбельди.
Он устремляется на юг, закручиваясь в исполинский вихрь, охватывающий к началу июня все центральные равнины Марчелики, и поднимает бури вдоль побережья. Сначала он несёт с собой песок и пыль, а потом – тяжёлые кучевые облака, что прольются в середине июня Марчельским Потопом, наполняя пересыхающие водоёмы континента.
Ветер утихнет, успокоится к концу июня… На севере равнин станет немного холоднее, на юге – куда более влажно.
Но к октябрю всё повторится вновь. В месте схождения двух великих горных хребтов Марчелики родится Клипа, который охватит своим страшным вихрем весь континент. Разверзнутся хляби небесные, и вода сплошной стеной обрушится на Марчелику. Семь дней будет идти этот жуткий ливень…
Одно лишь спасает – в первые три дня вода так быстро испаряется, что за последующие четыре дня потопов обычно не случается. Однако всякое бывает… Иногда ливень длится дольше обычного, и тогда центральные равнины покрываются тонким слоем воды с узкими сухими перешейками. Кто однажды видел Ноябрьский Цвет континента, тот никогда не сможет его забыть. Это пора цветения, пора буйного роста и дурманяще-сладких ароматов.
На смену им придёт декабрьско-январская жара, которая закончится новыми ветрами…
Февральские хиаты рождаются на юге. Они несут через равнины пыль и песок, превращаясь в яростные песчаные бури, в которых легко можно потеряться, если в пяти метрах не будет ни одного ориентира. Но в остальное время хиаты теплы и ласковы, пропитаны запахом моря и солнца… Это они разносят тепло юга по всему континенту – и начинается Зной. Вот именно так, с большой буквы.
А потом хиаты меняют направление и начинают дуть с севера на юг, принося долгожданную прохладу к концу марта. И так повторяется из года в год. А потому у жителей Марчелики жара расписана по месяцам, потому что когда всегда жара – в ней запросто можно выделить свои оттенки.
Дан поднялся по ступеням салуна на крыльцо, отгороженное от мира натянутой между полом и крышей тряпкой. Плотная ткань дрожала под порывами ветра, как парус старинного корабля. Молодой касадор стянул маску, отряхнул одежду от пыли и вошёл.
Полупустой зал салуна заполнял тихий гомон разговоров, стук и звон столовых приборов. Если где сейчас и обсуждать планы, то именно здесь. Потому что на улице так шумно от завываний ветра, что собеседники всё равно половину не услышат. Однако при этом одна половина улицы не услышит ничего, а другая – всё, даже если шёпотом говорить.