Однажды в СССР. Повесть вторая: «Как верили в себя...»
Шрифт:
После последовавшего короткого совета, баски и венесуэльцы, на относительно не пострадавшей захваченной лодке, поплыли в соседнюю затоку, где взяли на абордаж самоходную баржу с двумя членами экипажа. Потом эта баржа отправилась с нами к дельте реки, а двое бандитов — на дно Ориноко.
Обратный путь занял у нас всего шесть дней, так как мы торопились, да и теперь, по течению, шли много быстрее.
А мне все не давала покоя мысль: «Почему эти, опытнейшие и крайне недоверчивые, люди сразу поверили моему предупреждения о грядущей опасности?»
Этот
— Видишь вон того деда, — сказал мне сеньор Федерико.
Незаметно показывая на старого индейца, вокруг которого всегда было пустое пространство.
— Это самый известнейший шаман среди гуахиро и не только среди них.
— Не верю я в этих колдунов, — отмахнулся я.
— А зря, — перехватил инициативу в разговоре Маркиз, — это он сказал, что и ты говорящий с духами.
— И вы поверили этой белиберде, — продолжал сопротивляться я.
— Этот индеец говорит редко, но всегда в цель, — подтвердил сеньор, — можешь мне поверить. Он хочет поговорить с тобой. Наедине.
Разговор… да его и не было. Дед, минут на пять, погрузился в транс и я почувствовал, что меня просвечивают, как рентгеном. Это было удивительное чувство и что странно, но оно не вызывало во мне желания сопротивляться и я как бы открылся навстречу шаману.
— Это принадлежит тебе, сын земли, — на своем языке сказал Шаман, — но я его понял.
Он протянул мне ожерелье из шести крупных жемчужин: белой, красной, желтой, зеленой, синей и черной. Они были не просто крупные — огромные. У меня даже мысли не возникло отказаться от подарка и когда я взял их в руки они «запели» — засветились тихими сполохами всех цветов радуги и как бы завибрировали. Я сморгнул и видение пропало.
— Да. Это твое по праву, — только и сказал индеец, когда я повесил ожерелье на шею и спрятал его под рубашку. — И не бойся, его сможет обнаружить только такой же видящий, как и ты.
Когда деребанили трофеи и выделяли доли, я попросил себе только баржу и мне ее уступили без разговоров. Вот ею я пытался отдариться шаману за ожерелье, хотя внутренне понимал всю незначительность моего ответного подарка.
Однако, дед знал, что ему нужно от меня — ночью ко мне в палатку пришла красивая до изумления молодая индианка и скорее всего она была далеко не одна… Колдуны однако и поутру я чувствовал себя как выжатый лимон.
На прощанье дед мне сказал:
— Есть великие шаманы, но чужие людям. А ты, можешь всегда прийти к гуахиро за помощью и тебе в ней не откажут. Прощай.
Индеец Джо, ну не выговаривал я его настоящего имени, подарил мне свой комплект из семи пластинчатых метательных ножей, с которыми я научился обращаться за
В Барселону мы вернулись без приключений и расстались довольные друг другом. Жаль только, что Маркиз очень торопился и наше прощанье вышло скомканным.
Представитель посольства, сказал мне на прощание:
— Надеюсь тебе не нужно говорить о необходимости забыть о всем произошедшем в рейсе. Ты провел караван с грузом в Пуэрто-Аякучо для геологических исследований и это все. Обычная рутинная работа.
— Что, я и расписки о не разглашении подписывать не буду? — Наивно поинтересовался я.
— Парень, в таких делах расписок не требуют. Понимаешь? — И он сочувственно посмотрел на меня.
А я что, я все понимал, не дурак… и по моей спине прошелся холодок.
Вот такие пироги, а дальше… от судьбы не уйдешь. Когда судно отремонтировали, а наш капитан вернулся и принял его из ремонта, мы опять отправились в плаванье вдоль побережья Америк, с той же целью — сшибать валюту для родины и немного для себя.
В результате почти двухгодичного плаванья я получил, за свою валютную зарплату, талон на «Волгу» экспортного исполнения и повышение по службе… третьим помощником капитана на «Индигирку». На севера.
— Написал на тебя докладную, первый и я ничего не мог сделать. У него завязки на самом верху пароходства, — сказал мне мастер.
— Что же он мог написать?
— Да все как есть, про твое оринокское путешествие. Ты же написал об этом не одну служебную записку. Но вот он их и переработал с намеками. Тихими такими, аккуратными, но вонючими.
— И наверху решили, от греха подальше, спихнуть меня в каботаж?
— Вот именно, во избежание… чего-либо. Но визу тебе оставят, ограничив ее севером Атлантики, а в этот район мореплавания — тебе ход закрыт. Пока.
Прав был Дед с «Коломны», когда вещал, что я буду Великим специалистом Большого каботажа. От судьбы не уйдешь.
Дедуля моему подарку не то, чтобы не обрадовался, а не знал, что с ним делать.
— Может талон Оганесовичу отдадим, за двойную цену, а я себе списанный газик возьму и приведу его в порядок. Ну куда мне разъезжать в этой импортной волжанке, я рылом для нее не вышел. — Вздыхал Иван Михалыч Буримский.
— Дедуля, делай, что хочешь. Мне она не нужна, я в Крыму отдыхаю, понимаешь? А на Севере она, тем более, мне не нужна.
— На нее квартиру можно взять, — продолжал дед.
— А мне она на хрен, квартира? Я живу на судне, в гостинице или здесь у тебя, когда в отпуске. Я же сказал — делай как считаешь нужным. — И прекратил этот пустой разговор.
Глава 4. «Друга не надо просить не о чем, с ним не страшна беда.»
Димон. Дмитрий Кислицын, сотрудник Крымского художественного фонда.