Однажды в замке
Шрифт:
– Какое сегодня число? – спрашивает он.
– Пятое февраля.
– Зима… – задумчиво протягивает безумец.
– К вам приехали гости, – наконец, решается сказать Евстафий.
Обычно эта достаточно редкая для безумца новость вызывает у него приступ ярости, но сегодня он только пожимает плечами.
– Кого принесло?
– Ее светлость.
– А Его светлость не жаловали нас своим присутствием? – уточняет безумец.
Он начинает подпрыгивать при каждом шаге. Надо бы ему сапоги надеть, думает Евстафий, пол то холодный. Впрочем, и это может вызвать целую бурю эмоций, поэтому быстрее
– Его светлость не приехали.
Его светлость давно не приезжали. Строго говоря, отец Карла приезжал только один раз, молча посмотрел на сына через оконце в двери и уехал.
– Печально, – безумец намеревается сделать что-то, напоминающее сальто, но путается в плаще, и если бы его не подхватил один из монахов, то он точно расшиб бы себе голову. – Дашь мне бумагу и чернила, Евстафий? Я хочу написать Его светлости письмо и передать с многоуважаемой герцогиней.
– Конечно, – отвечает монах.
Хотя все и так знают, что в этом письме напишет Его светлость Карл. Евстафий в своей мирской жизни был простым деревенским кузнецом, но даже его удивляют некоторые словесные изобретения, которые использует безумец. Впрочем, чему тут удивляться, человек-то образованный, все Евангелия перечитал по три раза. Правда, из окна и голый, но это в данном контексте роли не играет. Евстафий улыбается своей сложной мысли – слово «контекст» и как его употреблять он тоже узнал от безумца.
Наконец, они доходят до бани. Для безумца специально подготовили большую бадью с теплой водой. Безумец сбрасывает на пол плащ, устало смотрит на Евстафия и спрашивает:
– Вам обязательно каждый раз при этом присутствовать?
Евстафий кивает.
– Ладно, – безумец пожимает плечами и залезает в бадью, – приступайте к омовению, а то госпожа герцогиня издохнут раньше времени от того смрада, который от меня исходит.
Последняя фраза Евстафию очень не нравится, что-то ему подсказывает, что вечер выдастся богатым на события.
Но больше ничего беды не предвещает. Безумец покорно дает себя помыть, побрить, причесать, одевается в специально хранимую Евстафием для таких случаев приличную одежду и без сопротивления дает себя отвести в монастырскую башню, где ему предстоит встреча с посетительницей. Вообще-то, у любого нормального человека от такого зрелища волосы на голове встали бы дыбом, но Евстафий всегда заставляет себя думать, что все это исключительно ради блага его подопечного. А дело в том, что посреди почти полностью пустой комнаты в монастырской башне стоит широкий обеденный стол. По одну его сторону накрыт полноценный ужин на одну персону: блюдо с куропаткой, кувшин с вином, тарелка, кубок и нож. По другую сторону – только кресло. Безумец покорно садится в него и кладет руки на подлокотники.
– Давай, Евстафий, – со вздохом говорит он.
– Мне это не доставляет никакого удовольствия, Ваша светлость, – тихо отвечает монах.
– Не береди мне душу, – безумец широко улыбается.
Евстафий наклоняется и привязывает руки безумца кожаными ремнями к подлокотникам.
– Правая – слишком туго.
– Простите, Ваша светлость, – Евстафий перетягивает ремень.
Безумец откидывает голову на подголовник и закрывает глаза.
– Здравствуй, Карл.
– Привет, Марианна, – Карл Аквинский открывает глаза и улыбается.
А Евстафий в это время разглядывает герцогиню. В последний раз она приезжала почти год назад, до этого, правда, наезжала часто, где-то раз в пару месяцев. Но потом, видимо, потеряла интерес к узнику монастыря Святого Лазаря. Евстафию она не нравится: вроде бы достаточно красивая женщина, всегда смотрит с сочувствием на Их светлость, даже вроде как старается сделать что-то хорошее. Но Евстафия это не обманывает, он видит, как после этих встреч его подопечный по нескольку дней ходит кругами по своей комнате и что-то бормочет себе под нос, он кричит во сне, иногда не разговаривает неделями. Но на встречах с герцогиней… О, на встречах с герцогиней его безумец превращается в настоящего герцога, и, похоже, только Евстафий понимает, чего ему это стоит.
– Ты не будешь ужинать? – спрашивает Марианна.
– Я привязан к креслу, – отвечает Карл, – но если ты будешь так любезна, что оставишь что-нибудь, я думаю, мне это принесут потом.
Повисает тишина. Марианна осторожно отодвигает от себя тарелку. Карл наклоняет голову и с полуулыбкой на запекшихся губах смотрит на нее.
– Как отец? – спрашивает он.
– Все в порядке, спасибо, – коротко отвечает Марианна.
– Передашь ему письмо от меня?
– Конечно…
Карл кивает Евстафию, тот степенно подходит к Марианне и кладет на стол конверт, скрепленный сургучом.
– Только не читай, – просит Карл.
– Я и так знаю, что ты там обычно пишешь.
– И проследи, чтобы он прочитал, – Карл делает вид, что не услышал ее слов.
Марианна усмехается.
– Извини, но этого я тебе обещать не могу.
Тут уж даже Евстафий злится. Могла бы и соврать, в конце концов…
– Пусть прочитает, ему будет любопытно.
Марианна не отвечает.
– Как твоя дочь? – Карл продолжает светскую беседу.
У Евстафия от его голоса по спине пробегает дрожь, настолько он не похож на обычный голос безумца.
– Хорошо.
– Евстафий, – Карл поднимает голову, – пошли кого-нибудь ко мне. Пусть принесут ту библию с красивыми рисунками, я хочу отправить ее в подарок сестре.
Евстафий мнется.
– Вы ее выбросили из окна в прошлом месяце, – шепчет он.
– Так принеси любую другую! – шипит в ответ Карл. – Здесь библий что-то ли мало?
Марианна если и слышит их разговор, то не подает виду. Евстафий отходит к двери и передает указание другому монаху.
– Зачем ты приехала, Марианна? – наконец, спрашивает Карл.
– Я же обещала, что буду приезжать…
– Зачем? – повторяет свой вопрос Карл.
– Я беспокоюсь за тебя, вот и…
– У тебя умер сын, – перебивает ее Карл, – это было месяц назад, и ты не придумала ничего лучше, чем поехать смотреть на умалишенного?
– Пожалуйста, не нужно… – Марианна отворачивается.
– Хорошо, – Карл стискивает подлокотники, – хорошо, прости. Я сочувствую… я сочувствую вам обоим…. Расскажи мне что-нибудь. Мне-то тебе нечего рассказать, у нас тут ничего не происходит.