Однажды
Шрифт:
Неожиданно в закуток впорхнула девушка. Она была небольшого роста – почти на голову ниже Глеба, худенькая и стройная. Одета незнакомка была в красную клетчатую рубашку и узкие темно-синие джинсы. Ее волосы отливали бордовым, а на бледном лице темнели большие карие глаза. Казалось, девушка явилась из какого-то другого мира, где царило вечное лето, а жизнь всегда была в радость: девушка солнечно улыбалась и буквально источала энергию и бодрость. Глеб поежился – ему вдруг стало очень неуютно, и он еще сильнее захотел домой, спать. Мужчина, за которым он занимал, пихнул его локтем и показал на незнакомку:
– Вот, это она за мной была.
– Ой, вот вы где! – жизнерадостно
– Вот, он за тобой занял, – ухмыляясь, сказал мужик и указал на Глеба. Девушка повернулась к молодому человеку, и их взгляды встретились. Все еще пылая от возмущения, молодой человек заметил, как в омутах карих радужек незнакомки явно сверкали озорные золотистые искорки смеха. Девушка быстрым движением прикрыла рукой рот и, едва сдерживая нахально рвущийся наружу смех, пробормотала «Простите!». Девушка убрала руку, и перед ним засияла белозубая улыбка. Ее взгляд смягчился, и Глеб нервно кивнул.
Девушка уселась на освободившуюся скамейку и погрузилась в свой телефон. Глеб то и дело украдкой поглядывал на нее. Возможно, дело было лишь в том, что молодой человек уже устал ждать своей очереди и его охватила скука, а может и в том, что вокруг в принципе больше не на кого и не на что было смотреть, но незнакомка казалась ему чертовски привлекательной. Остальные пациенты выглядели так, будто готовы разорвать тебя на части, если ты сделаешь хоть одно неверное движение – такое, которое они могут истолковать, как посягательство на их место в священной очереди. Девушка же была подобна тому самому единственному лучу солнца, который пробивается сквозь хмурые тучи, чтобы озарить задубевший, покрытый белым саваном мир, согреть и оживить его.
Глебу очень хотелось подсесть к ней и заговорить о чем-нибудь, о чем угодно, но он сдержался – ему неприятно было заводить знакомство под прицелом пары десятков неодобрительных взглядов. Пока он так мучился, подошла очередь девушки, и она зашла в кабинет. «Ну, вот и все, – подумал Глеб, тихонько вздохнув. – Ну и ладно». Луч света снова скрылся за тучами, и мир опять погрузился в знакомый леденящий мрак, в привычную февральскую серость.
Девушка вышла буквально через минуту. Что бы с ней там ни делали, она не утратила живого, теплого сияния, переполнявшего ее. Глеб поднялся на ноги, чтобы войти в кабинет, и его взгляд вновь поймал взгляд незнакомки. Та снова улыбнулась. Глебу показалось, что она сейчас ему что-то скажет, и он замешкался, застыл посреди коридора. Девушка удивлено вздернула бровь.
– Ну, кто там следующий? Идите уже! – раздался сердитый возглас, и Глеб заспешил в кабинет, стараясь не смотреть на других людей в очереди, а незнакомка исчезла где-то за поворотом коридора.
Вся процедура оказалась сущим пустяком: румяная пышнотелая медсестра усадила Глеба на стул, кольнула (совсем даже не больно) и быстро выкачала нужное количество крови в пробирку. И ради этого надо было вставать в такую рань, ехать через полгорода и ждать в очереди? Глеб был обескуражен, но, так или иначе, дело было сделано. Приходите за результатами через три дня. Глеб кивнул, поблагодарил медсестру и вышел.
В коридоре, уже на пути к выходу, Глеб снова столкнулся с той самой девчушкой. Незнакомка была явно чем-то озадачена: она смотрела то в свою карточку,
– Ой, а вы мне не поможете? – неожиданно спросила она, протягивая ему карточку. – Не могу никак разобрать, что тут написано.
Глеб расцвел в улыбке. Он с готовностью взял у девушки из рук бумаги и уставился на каракули, которые ввели незнакомку в ступор. Соотнести странные, струящиеся символы с известными ему буквами и цифрами было сложно, но Глеб справился:
– Это… это два… нет, семь… и… – он медленно продвигался по извивающейся надписи. – …гинеколог… да, точно. Гинеколог, седьмой кабинет, – сказал он, поднимая глаза на девушку. Та ойкнула и густо покраснела, так что лицо ее стало почти такого же оттенка, что и волосы. Она пробормотала слова благодарности и выхватила у Глеба свою карточку. Тот тоже немного смутился – вот поэтому-то в больницах люди и не знакомятся, слишком велик шанс узнать друг о друге лишнее. И все-таки он не сдвинулся с места, в надежде, что сейчас ему в голову придет что-нибудь остроумное и необидное, что позволит разрядить обстановку и завести нормальный разговор. Однако в голове было пусто, как в воздушном шаре. Щелкни по ней сейчас, и она наполнит все вокруг колокольным звоном. Девушка заметила, что молодой человек медлит, и стрельнула в него жгучим, хоть и смущенным, взглядом.
– Вы-то все уже? – спросила она.
– Да, слава богу! – выпалил Глеб.
– Везет! – искренне, но по-доброму позавидовала ему девушка. – А мне еще эта пакость осталась…
Она резко оборвала фразу и снова залилась густым румянцем.
– Вы, кстати, не знаете, где этот седьмой кабинет? – торопливо сказала она, стараясь не встречаться взглядом с молодым человеком.
– Эмм… Да вон там, вроде, – промямлил Глеб и махнул рукой в сторону дальнего конца коридора.
– Ладно! – все также нервно сказала она, – Побегу тогда искать.
Она махнула рукой, развернулась на каблуках и стремительно зашагала прочь. Глеб меланхолично усмехнулся: момент был безнадежно упущен, можно расходиться по домам.
На улице уже рассвело: густой серо-синий предрассветный сумрак развеялся, превратил загадочные ночные тени в самые обычные предметы. Деревья тянули к косматым тучам паучьи ножки своих голых ветвей, дома перестали казаться неведомыми громадами с таинственными огнями в вышине. За окном трамвая проплывал теперь привычный, до тошноты знакомый Челябинск. Он был огромен и сер, и все волшебство утра пропало, утекло из него. Куда ни кинь взгляд, до самого горизонта тянулись городские кварталы, скованные посеревшим льдом и сбившимся за зиму, совсем не пушистым и не мягким, снегом. В холодное небо вонзались угловатые зубцы многоэтажек. Глеб задумался о том, как все это выглядит с высоты птичьего полета, и ему пришло в голову, что сверху город, должно быть, напоминает грязное пятно, сваленные в кучу осколки и прочий мусор, в которых копошатся мелкие, никчемные насекомые – и он в их числе.
Так он добрался до своей остановки, а затем и до квартиры. Андрюха уже поднялся и гремел посудой на кухне. Заслышав шум в коридоре, он вышел поздороваться. Андрей был рослым, почти под два метра, и далеко не щуплым парнем, так что его могучая полуобнаженная фигура заслонила весь проход, и в коридоре стало заметно темнее.
– Чой-то ты сегодня с ранья где-то шляешься? – спросил он добродушно, почесывая волосатую грудь. Его поросший густой щетиной подбородок прорезала широкая белая улыбка.