Одним пальцем
Шрифт:
– Слушайте, Гриффит, а они в полиции действительно что-то знают? Напали на какой-то след?
– Понятия не имею. У них своя тактика: с виду они очень откровенны, а по сути дела ничего нам не говорят.
– Н-да… Нэш – симпатичный парень.
– И очень толковый.
– Если в городе есть кто-то психически ненормальный, вы бы должны были об этом знать, – сказал я с легкой укоризной.
Гриффит покачал головой. Выглядел он беспомощно и, больше того, крайне озабоченно. Хотел бы я знать, подозревает ли он хотя бы, кто может быть автором этих писем.
Мы вместе шли
– Стоило бы уже заранее заплатить вторую часть взноса. Только мне охота заплатить, а потом сразу же собраться и уехать вместе с Джоан. Пусть уж лучше пропадут деньги, лишь бы уехать отсюда.
– Вы не уедете, – сказал Оуэн.
– Почему?
Он не ответил, но через несколько мгновений заговорил все-таки снова:
– Впрочем, вы правы. Лимсток – не то место, где человек мог бы спокойно набираться сил. Вас.., или вашу сестру. – могли бы здесь обидеть.
– Джоан не даст себя в обиду, – сказал я. – Она не кисейная барышня. Я тем более. Только меня тошнит от всего этого.
– Меня тоже, – признался Оуэн. Я открыл дверь.
– И я действительно не уеду отсюда. Любопытство сильнее, чем страх. Хочу знать, чем все это кончится.
Я вошел в контору. Женщина, стучавшая на машинке, встала и подошла ко мне. Голова у нее была вся в кудряшках, которыми она жеманно потряхивала, но выглядела она интеллигентнее, чем молодой человек в очках, заправлявший здесь, когда я был в прошлый раз.
Через пару минут до меня дошло, что я уже знаю ее. Это была мисс Джинч, бывшая сотрудница мистера Симмингтона.
Я спросил:
– Вы работали в фирме «Гелбрайт, Гелбрайт и Симмингтон», не так ли?
– Да, работала, но решила, что лучше будет уйти оттуда. Здесь очень приличное место, хотя платят и не так хорошо. Есть, однако, вещи, стоящие больше, чем деньги, правда ведь?
– Несомненно, – согласился я.
– Эти отвратительные письма! – свистящим шепотом проговорила мисс Джинч. – Я тоже получила одно из них.., ну, ужасное! Обо мне и о мистере Симмингтоне.., ох, какая это была мерзость! Я знаю, в чем состоит мой долг. Я отнесла его в полицию, хотя мне это было исключительно неприятно, уверяю вас!
– Разумеется.
– Но они поблагодарили меня и сказали, что я поступила совершенно правильно. Все же я решила, что, раз уж люди говорят такие вещи – а наверное подобные сплетни были, иначе откуда взялась бы эта анонимка? – нельзя давать никакого повода для подозрений, хотя между мною и мистером Симмингтоном никогда ничего не было.
Я чувствовал себя чертовски неловко.
– Конечно, конечно, само собою разумеется.
– Но ведь у людей злые языки! Господи, какие злые языки!
Я старался не смотреть на нее, но мои глаза невольно встретились с ее глазами, и я сделал неприятное открытие.
Мисс Джинч была искренне довольна.
Сегодня я уже встретил раз человека, с удовольствием глядевшего на анонимные письма. Энтузиазм инспектора Грейвса был, однако, профессиональным. Радость же мисс Джинч была какой-то сальной и неприятной.
У меня в голове, как молния, мелькнула мысль:
– А может, эти письма писала
Придя домой, я застал у нас миссис Калтроп. Она сидела и беседовала с Джоан. Мне она показалась побледневшей и словно бы нездоровой.
– Для меня это было страшным ударом, мистер Бертон, – сказала она. – Бедняга!
– Да, – ответил я. – Страшно подумать, что человека довели до самоубийства!
– О, вы имеете в виду миссис Симмингтон?
– А вы разве нет?
Миссис Калтроп покачала головой.
– Конечно, мне жаль ее, но до этого так или иначе дошло бы, разве не так?
– Вы убеждены в этом? – сухо спросила Джоан. Миссис Калтроп обернулась к ней.
– Да. Думаю, что да, дорогая моя. Если уж вам начинает казаться, что самоубийство может быть выходом из неприятностей, тогда не так уж существенно, что это за неприятности. Попав в первую трудную ситуацию, она сделала бы то же самое. Главное то, что она принадлежала к людям подобного сорта. А ведь я бы этого никогда о ней не подумала. Мне всегда казалось, что это эгоистичная и довольно глупая женщина, зубами и ногтями державшаяся за жизнь. Я не думала, что она так легко может впасть в панику.., теперь я начинаю понимать, как мало еще знаю о людях.
– Хотелось бы знать, кого вы имели в виду под «беднягой»? – спросил я.
Она подняла на меня глаза.
– Ну, разумеется, женщину, писавшую эти письма, разумеется, ее.
– Не думаю, чтобы ее можно было считать такой уж бедняжкой, – сказал я строго. – Уж ей-то я не стал бы сочувствовать.
Миссис Калтроп наклонилась вперед и положила мне руку на колено.
– Как же вы не понимаете.., не можете этого себе представить? Попробуйте хотя бы. Подумайте, каким отчаянно, невыносимо несчастным должен быть человек, который садится и начинает писать такие вещи. Каким одиноким, отрезанным от всех остальных людей! Он ведь насквозь отравлен потоком яда, текущим из него! Потому-то меня так и мучит совесть. Здесь в городке есть несчастный человек, погруженный в самую бездну отчаяния, а мы
Не подозреваем об этом. А я должна была бы знать! Активно тут не вмешаешься, я никогда этого не делаю. Но это чувство черного отчаяния в душе! Словно рука, охваченная гангреной, вся черная и отекшая! Если б можно было разрезать ее и дать вытечь гною, яд вышел бы и не повредил. Да, это и впрямь бедняга.
Она встала, собираясь уходить.
Особенного желания соглашаться с нею у меня не было. Я не чувствовал ни малейшей симпатии к автору анонимок, кем бы там он ни был. Тем не менее я спросил с любопытством:
– А вы, миссис Калтроп, имеете хоть малейшее понятие, кто бы это мог быть?
Она подняла на меня красивые, полные растерянности глаза.
– Да, догадываюсь. Но ведь я могу и ошибаться, правда?
Она быстро вышла, но тут же сунула снова голову в дверь и спросила:
– Мистер Бертон, скажите пожалуйста, почему вы не женаты?
Со стороны любого другого это было бы дерзостью, но по миссис Калтроп было видно, что ей эта мысль только что пришла в голову и она действительно хочет это знать.