Одним пальцем

Кристи Агата

– Нет, только в августе будет, – ответила Миген.

– Странно, в Лондоне она есть круглый год.

– В банках, милочка, – сказал я. – А мороженую фасоль привозят на кораблях с разных концов империи.

– Как слоновую кость, обезьян и павлинов? – спросила Джоан.

– Вот именно.

– Я бы не прочь иметь павлина, – задумалась Джоан.

– А я бы лучше маленькую обезьянку, – ответила Миген.

Джоан задумчиво чистила апельсин.

– Хотела бы я знать, – проговорила она наконец, – каково это быть Эме Гриффит, которая вечно пышет здоровьем,

энергией и радостью жизни. Как вы думаете, она бывает когда-нибудь усталой или расстроенной или.., или бывает ей иногда тоскливо?

Я ответил, что Гриффит совершенно точно никогда не бывает тоскливо и вышел вслед за Миген через французское окно в сад.

Я стоял и набивал трубку, когда услышал, как мисс Партридж, войдя в столовую, ворчливо проговорила:

– Можно поговорить с вами минутку, мисс Джоан? «Господи помилуй, – подумал я, – неужели Партридж хочет от нас уйти? Вряд ли это порадует мисс Эмили».

– Я должна извиниться перед вами, – продолжала мисс Партридж, – за то, что меня вызывали к телефону. Девчонке, звонившей мне, следовало бы лучше знать, как себя вести. Я никогда не пользуюсь телефоном сама и не разрешаю своим знакомым звонить мне, и мне страшно неприятно, что хозяину пришлось брать трубку и вообще!

– Почему? В этом же нет ничего особенного, мисс Партридж, – попыталась успокоить ее Джоан. – Почему бы ваши друзья не могли позвонить по телефону, если им надо с вами поговорить?

Я не мог видеть лицо мисс Партридж, но уверен, что оно стало еще строже, чем обычно, когда она ответила:

– Ничего подобного здесь никогда не делалось. Мисс Эмили такого не разрешила бы. Я уже сказала, что мне это очень неприятно. Но Агнес Уодл, которая мне звонила, была очень взволнована и еще слишком молода, чтобы знать, как следует себя вести в доме джентльмена.

«Один ноль в пользу Партридж, Джоан», – весело подумал я.

– Эта самая Агнес, – продолжала мисс Партридж, – служила здесь, помогала мне. Ей тогда было шестнадцать, и пришла она сюда прямо из сиротского приюта.

Ни дома, ни матери, ни родных, так что она всегда приходила ко мне за советом. А я всегда говорила ей, что и как.

– Да? – выжидающим тоном проговорила Джоан. За всем этим явно должно было еще что-то следовать.

– Поэтому я очень прошу вас, мисс Джоан, может, вы разрешите, чтобы Агнес вечером пришла ко мне в кухню на чай. У нее, понимаете, свободный день, а ее что-то беспокоит, и она хочет со мной посоветоваться. Иначе, она, конечно, не решилась бы просить о чем-то таком.

– Ну а почему, собственно, вы не могли бы пригласить кого-нибудь к себе на чай? – слегка раздраженно спросила Джоан.

Мисс Партридж, как потом мне рассказала Джоан, чуть не обратилась в соляной столб и выглядела, как богиня мести, когда начала отвечать:

– Здесь в доме никогда не было такого обычая, барышня. Старая миссис Бартон никогда не разрешала нам кого-то приглашать, разве что в свободный день, а иначе – ни за что. А мисс Эмили ведет дом так же, как и при старой хозяйке.

Джоан очень хорошо относится к служанкам,

большинство из них любит ее, но растопить лед в отношениях с мисс Партридж ей так и не удалось.

– Чудишь, девочка, – сказал я, когда мисс Партридж закончила и Джоан вышла ко мне, в сад. – Твои спокойствие и терпеливость не завоюют тебе тут признания. Партридж нравятся старые добрые строгие нравы, такие, каким положено быть в доме джентльмена.

– Никогда не слыхала, чтобы кто-то до такой степени тиранил служанок, что запрещал бы им приглашать знакомых, – ужаснулась Джоан. – Старые добрые нравы – это старые добрые нравы, но, Джерри, не может же служанкам нравиться, когда к ним относятся, как ж крепостным!

– Наверное нравится, – сказал я. – По крайней мере, мисс Партридж и ей подобным.

– Не могу себе представить, почему она меня не любит. Большинству людей я кажусь симпатичной.

– Надо полагать, презирает тебя как плохую хозяйку дома. Ты никогда не проведешь рукой по бельевому шкафу и не проверишь, хорошо ли там вытерта пыль. Не заглядываешь под коврики. Никогда не спросишь, куда делись остатки шоколадного суфле, и не распорядишься приготовить пудинг из зачерствелого хлеба.

– Фу! – вздохнула Джоан.

– Сегодня мне во всем не везет, – продолжала она грустно. – Эме начала презирать меня, обнаружив мою катастрофическую безграмотность в огородных делах. Партридж воротит от меня нос, потому что я отношусь к ней по-человечески. Пойду в сад и буду питаться дождевыми червями.

– Тут у тебя будет конкурент – Миген, – заметил я. Миген минуту назад отошла в сторону и стояла сейчас, опустив руки, посреди газона, напоминая птичку, обдумывающую, что бы ей клюнуть.

Через мгновенье она вернулась к нам и сказала без обиняков:

– Знаете, мне сегодня надо уже домой.

– Что так? – поразился я.

Она покраснела, но продолжала с нервной поспешностью:

– С вашей стороны было страшно мило пригласить меня. Я думаю, что ужасно отравляла вам жизнь, но мне было тут так хорошо! Только теперь мне надо возвращаться домой. Как бы то ни было, человек не может все время быть в гостях. Я так думаю, что отправлюсь прямо сейчас, с утра.

Мы с Джоан пытались уговорить ее переменить свое решение, но она заупрямилась, и Джоан, волей – неволей, вывела машину, а Миген пошла наверх и через пару минут вернулась с чемоданчиком.

Единственной, кого это очевидно обрадовало, была мисс Партридж, на нахмуренном лице которой появилась наконец улыбка: Миген она не слишком-то жаловала.

Когда Джоан вернулась, я стоял посреди лужайки.

Она спросила – не собираюсь ли я, случайно, делать солнечные часы.

– С чего это вдруг?

– А ты стоишь, словно их стрела. Только надо было бы повесить табличку, что ты всего – навсего хочешь показывать точное время. А то вид у тебя словно бы у громовержца.

– Настроение неважное. Сначала Эме Гриффит – (Господи! – пробормотала Джоан, – надо будет еще извиниться за эту зелень!) – а потом Миген. Я думал взять ее на прогулку к Ледже Тор.