Одно лето
Шрифт:
— Блаженство, — сказала она и со вздохом закрыла глаза. — Полное блаженство.
— Тебя чем-то не устраивает твоя койка в фургоне? — Шейд аккуратно сложил свои вещи в углу и раздвинул занавески.
— Всем устраивает. Просто сильно отличается от кровати. — Брайан перекатилась на спину и легла по диагонали. — Видишь, на койке так сделать нельзя.
Бросив на спутницу мягкий взгляд, Шейд открыл свой чемодан.
— На кровати ты тоже не сможешь так сделать, если собираешься спать со мной.
«Справедливо», — подумала Брайан, наблюдая за тем, как Шейд методично распаковывает вещи, а потом
— Горячая ванна! — и удалилась в ванную комнату.
Шейд положил набор для бритья на комод и услышал, как зашумела вода. На мгновение остановился и прислушался. Брайан начала что-то напевать. Сочетание звуков было очень домашним — низкий женский голос, брызги воды… Шейд и не знал, что настолько простые вещи могут его завести.
Возможно, не стоило снимать в отеле один номер. Это не то же самое, что делить фургон. Сейчас у них был выбор, возможность уединиться и отстраниться друг от друга. К вечеру Брайан наверняка раскидает свои вещи по всей комнате, бросит там, повесит тут. Обычно беспорядок раздражал Шейда, но на этот раз он был готов с ним примириться.
Посмотрев в зеркало, он заметил темноволосого мужчину с подтянутым телом и худым лицом. Взгляд, пожалуй, слишком жесткий, губы слишком чувственные. Шейд привык воспринимать себя так и даже не задумывался о том, каким видит его Брайан. Мужчина в зеркале выглядел уставшим, не мешало бы побриться. Шейд смотрел на себя, как художник на модель, но при этом не хотел признаваться, что видел человека, который уже сделал шаг вперед, и теперь изменения неминуемы.
Шейд снова посмотрел в зеркало, где отражался на фоне гостиничного номера. Прямо возле входа валялись сумки Брайан и ее обувь. На мгновение он задумался о том, что получится на фотографии, если он сейчас возьмет камеру и сфотографирует свое отражение с чемоданами и обстановкой комнаты. О чем такая фотография расскажет? Отогнав от себя эти мысли, он пошел в ванную.
Когда Шейд вошел, у Брайан перехватило дыхание, но она лишь спокойно сползала глубже под воду и повернула голову к двери. Ощущения были необычными, она чувствовала себя уязвимой. В голове вертелась глупая мысль: надо было добавить пены для ванн, чтобы создать атмосферу загадочности.
Облокотившись на раковину, Шейд наблюдал за ней. Если она собиралась помыться, придется подождать. В мыльнице лежал нераспакованный кусочек мыла, Брайан была обнажена. Шейд вдруг понял, что впервые видит ее стройное соблазнительное тело при свете. В маленькой ванной комнате клубился пар. Шейд хотел Брайан и думал при этом, может ли мужчина умереть от неразделенного желания.
— Как водичка? — спросил он.
— Горячая. — Брайан приказала себе расслабиться, чтобы выглядеть естественно. Вода, которая до этого успокаивала, теперь стала возбуждать.
— Хорошо. — Шейд стал раздеваться.
Брайан открыла рот и тут же закрыла. Она еще никогда не видела, как он раздевается. До этого они всегда придерживались какого-то негласного кодекса, который сложился сам по себе, и во время ночевок в лагере всегда переодевались, когда принимали душ. А после того как стали любовниками, по вечерам, подгоняемые
Она знала, как он выглядит, руки рассказали ей об этом. Но глаза воспринимали все эти изгибы и контуры иначе. Шейд был очень подтянутым. Брайан подумала, что он похож на бегуна с препятствиями. Да, такое сравнение вполне подходит. Шейд будто всегда ждет проблем и всегда готов их преодолеть.
Он аккуратно сложил одежду на раковине, но ничего не сказал по поводу разбросанных на полу вещей Брайан.
— Ты что-то там говорила про спинку. — Он уселся позади нее и тут же тихонько выругался, когда почувствовал температуру воды. — Что, собираешься снять пару слоев с кожи, пока купаешься?
Брайан засмеялась, тут же расслабилась и подвинулась, чтобы Шейду было удобнее, но места все равно было мало. Она решила, что нужно как-то прокомментировать маленький размер ванной, потом, довольная, откинулась назад и прижалась к Шейду. Он удивился, подумав, как это приятно.
— Мы с тобой оба довольно высокие, — сказала Брайан, устраивая ноги, — хорошо хоть не толстые.
— А ты продолжай столько же есть. — Шейд не сдержался и поцеловал ее в макушку, — рано или поздно результат переедания проявится.
— Я не поправляюсь. — Брайан провела рукой по его ноге от колена до бедра. От этого легкого, в общем-то будничного прикосновения у Шейда внутри все напряглось. — Мне нравится, что я сжигаю калории, когда просто думаю. А ты?
— Что я?
Тихо вздохнув, она закрыла глаза. Он был таким сложным, почти… сумасшедшим. Как ей это объяснить? Она ведь почти ничего не знала о том, через что ему пришлось пройти. Он рассказал только о взрыве. А это только один шрам. Ясно, есть и другие.
— Ты очень приземленный, — сказала она наконец. — Даже твой образ мыслей основан на физической силе. Ты никогда не расслабляешься. Ты как… — Она ненадолго задумалась и потом выпалила: — Как боксер на ринге, напряжен даже между раундами и все время ждешь, когда ударят в гонг.
— Такова жизнь, разве нет? — Шейд понял, что водит пальцем по шее Брайан. — Один долгий матч. Короткая передышка — и ты снова сражаешься.
— Никогда не рассматривала под таким углом. Мне казалось, жизнь — это приключение, — медленно проговорила Брайан. — И когда у меня заканчиваются силы, я могу сесть и наблюдать за тем, как другие идут вперед. Может, поэтому мне и захотелось стать фотографом. Он умеет выхватывать маленькие частички жизни и сохранять их. Подумай об этом, Шейд.
Она немного подвинулась и повернулась к нему лицом.
— Подумай обо всех людях, которых мы встречали, о тех местах, где побывали. А ведь мы проехали только половину пути. Вспомни ковбоев с родео, — на этих словах ее глаза загорелись, — им нужен прессованный табак, необъезженная лошадь и клочок неба над головой. А фермер? Тот, что ездил на тракторе в самую жару, с потом и кровью обрабатывал собственную землю? Дети, игравшие в классики, старики, копавшиеся в огородах или игравшие в шашки в парках. Вот это жизнь! А еще женщины с малышами на руках, загорающие девушки на пляже, дети, плещущиеся в резиновом бассейне на заднем дворе.