Одно небо на двоих
Шрифт:
— Прекрати, Джек, — хотелось накричать на него, но голос сел — эти слова она сказала шепотом.
— Скажи это еще раз, — его рука медленно провела по ее груди, очерчивая формы, а губы коснулись кожи на ее шее.
— Прекрати, — собрав все силы, прошептала она. Когда в последний раз ее касался мужчина? Это было так давно… Шесть лет назад… До беременности…
— Ты же не хочешь, чтобы я останавливался?
Он губами нашел ее губы, не дал ей ответить, заткнув рот поцелуем.
Он прекрасно чувствовал, как ее руки уперлись в его грудь, но это только стало поводом
Он резко отстранился, тяжело дыша и смотря в глаза девушке. Ее дыхание тоже было сбитым, а взгляд испуганным. Впервые в жизни он перед женщиной поднял руки и сделал шаг назад, не желая продолжать. Странно, но с ней он хотел по-другому, чтобы она сама попросила его о большем.
— Посмотри на улицу, — тихо попросил он, подбирая пиджак с пола.
Направился к двери и вышел, закрыв ее с той стороны.
Еще несколько секунд Милена, находясь в шоке, прижималась к стене и молилась Богу за то, что Арчер ушел. Не потому что боялась его — он не насильник: она боялась себя. Вспомнив его слова, она отпрянула от стены и на ватных ногах подошла к окну. Темнота. Но в свете зажженных фонарей она отчетливо увидела море цветов в горшках, стоящих на земле перед домом. Они образовывали композицию из ее имени — «Милена». Прислонилась к стеклу лбом и дала волю эмоциям: слезы полились потоком. Она не плакала давно, она старалась быть сильной для сына, а на деле, все же оказалась слабой.
*** Вирджиния проснулась, но глаз не открывала, просто лежала на мягкой кровати, вспоминая минувшую ночь. Нет, она не выспалась совсем… На сон ушел лишь час. Сколько силы в этом мужчине!
Сколько раз он заставлял ее умирать и сколько раз она воскресала?
Сейчас сложно сказать. Но теперь она понимала птицу Феникс: если причина ее бессмертия — такая же любовь, то она стоит того, чтобы сгорать и воскресать заново.
Не хотелось открывать глаза, хотелось еще лежать, утопая в мягких подушках, вдыхать аромат бахура и придаваться воспоминаниям.
Она не думала, что можно так… Так бережно и нежно относиться к женщине, доставляя ей несказанное удовольствие:
— Мое удовольствие зависит от твоего.
Так он ей сказал, пальцами скользя по внутренней поверхности бедра, а губами касаясь ее живота, заставляя лишь слышать собственное тяжелое дыхание…
Если она будет лежать и думать обо всем этом, то не уйдет отсюда никогда. Время ранее, но лучше уйти пораньше, пока не так опасно.
Открыв глаза, она слегка приподнялась на локтях. Саида рядом не было. Она снова опустилась на подушки, рассматривая обстановку.
Вчера это было не важно, сейчас стало интересно. Но первым делом взгляд упал на книгу, лежащую на прикроватной тумбочке с его стороны. Коран. Священная книга. Всю ночь она слышала арабские слова, Саид называл ее ласково именно на арабском языке. И запах бахура… Даже не надо было рассматривать комнату, здесь все было пропитано Востоком. Как и мужчина, с которым она провела эту ночь.
— Доброе утро, Хайяти.
Она обернулась
— Доброе утро, я проснулась, но тебя нет.
— Фаджр, Хайяти, предрассветная молитва, — он лег на кровать рядом с ней, целуя в висок. — Ты хочешь кофе или чай?
— Ты не спал?
— Нет. Утренний намаз является более ценным, чем жизнь.
Она никогда не интересовалась их жизнью. Слышала азан, видела, как останавливаются арабы во время призыва, склонив головы и перебирая пальцами пальцы. Те, которых молитва застигла в пути, и у них нет возможности зайти в мечеть. Она даже слышала, как шептал Саид молитву перед полетом из Бали. Но она не предавала этому значения. Сейчас она была слегка шокирована тем, что он не спал, чтобы вознести молитву своему Богу.
— Я совершил самый тяжкий грех, — прошептал он, выводя ее из задумчивости, — но самое страшное не это.
Вирджиния повернулась к нему, боясь услышать то «самое страшное», сердце заколотилось:
— А что?
За секунды она возненавидела себя за то, что сама сманила его к плотской любви. Она христианка, для нее это не грех, но он… Не хотелось слышать о том, как он сожалеет…
— Самое страшное, что я не жалею об этом, но в тоже время я не могу просить прощения у Аллаха за свой грех, потому что не считаю тебя своим грехом. И самое страшное — я хочу повторить его снова и снова. В судный день я буду наказан и готов понести наказание.
Он поцеловал ее, пальцем касаясь щеки. Так ласково и нежно… Он, грозный Саид Шараф аль — Дин, человек-буря, при виде которого трясутся все работники аэропорта, а стюардессы замолкают, на самом деле очень мягкий. Он подарил ей море любви и океан эмоций.
Как теперь жить, зная, что он будет дарить такую же любовь другой?
Своей жене…
— Хайяти, любимая, я не смогу жить без тебя, — взгляд друг другу в глаза. Она коснулась его губ своими губами, чтобы отвлечь себя от грустных мыслей. — Выходи за меня замуж, и мы с позволения Всевышнего будем всю жизнь вместе.
Вирджиния застыла, пытаясь вникнуть в его слова, ничего не понимая. Отпрянула от него, слегка нахмурив брови, наблюдая, как он указал на Коран, лежащий возле кровати:
— Мусульманин может жениться на христианке…
— Саид, — теперь вспомнились слова его отца. Он никогда не даст согласия на этот брак, — твой отец будет против…
— Сначала я пойду к твоему, — он встал с кровати и начал застегивать пуговицы на рубашке. — Возможно, Даниэль поймет и даст свое разрешение на наш брак…
— Саид, — Вирджиния спрыгнула с кровати, напуганная такой решительностью. Нет, все было хорошо, хоть и кувырком, но ее интересовало другое. Вернее, другая:
— Ты же женишься на Дамире.
Он продолжал застегивать пуговицы на рукавах рубашки, даже не обращая на ее слова особого внимания:
— Ну и что, я могу жениться еще раз.
Она чуть не выпустила края одеяла из рук, которым прикрывала свое обнаженное тело:
— Как «ну и что»?
Ей показалось, что она ослышалась, слегка мотнула головой.