Одноклассники бывшими не бывают

Хаан Ашира

— Пап, можно мы по магазинам? — опередил меня Матвей.

Я вообще-то планировала обойтись без вопросительных интонаций. Но мне можно, я взрослая.

— По каким магазинам? — нахмурился Илья.

— Это такие специальные места, где ты отдаешь деньги за вещи, которые радуют тебя не так долго, как ты эти деньги зарабатывал, — пояснила я.

— Кстати, о деньгах, — вмешался Матвей. — Ты там лимит по карточке увеличь, а? Мне ж теперь еще и Рите нужно подарок покупать…

Восхитительно наглый ребенок!

Мне было интересно, что будет

делать Илья? Сам воспитал — сам и огребай.

Они схлестнулись взглядами: однаково упрямые, одинаково нахальные, одинаково бесцеремонные. Кто победит — сила юности или опыт зрелости? Почему-то хотелось поставить против Ильи. Все-таки Матвей — его продвинутая версия. Идущие следом будут лучше нас.

И я оказалась права. Мотька сделал умильные глазки — и против этого оружия недолгий педагогический опыт Ильи оказался бессилен.

— Увеличу, — буркнул он. — Но при условии, что вы будете шляться только в моем торговом центре. Не хочу перед боем курантов разыскивать вас по всему городу.

— Эй! — возмутилась я. — Мне-то никто лимит не увеличивал! А у тебя там сплошное лакшери!

— Псссст! — Матвей ткнул меня в спину. — Я поделюсь!

— Спелись… — как-то угрожающе сказал Илья.

Я пожала плечами, не ожидая ничего дурного.

Тогда мне показалось, что это просто такая дежурная шутка.

С Матвеем было на удивление легко. В чем-то он вел себя как несмышленый малыш, в чем-то — как полноценный взрослый. Временами рискованно шутил, но тут же тревожно оглядывался, ловя мою реакцию. И мне было — нормально. Он не был моим ребенком и все дальше уходил от образа несбывшегося моего сына. Я его не растила с младенчества, не проживала сложные времена. Он стал просто таким симпатичным приятелем, который делился со мной интересными вещами — а я делилась с ним.

Мы успели купить подарки только для Матильды — напали на ближайший роскошный зоомагазин и с удовольствием подобрали ей красную шапочку Санты, шлейку с новогодними мотивами и целую корзинку деликатесов, от которых слюнки текли даже у нас: соте из кролика, креветки в желе, крем-суп из семги и ломтики ягнятины.

— Пойдем пожрем? — предложили мы после этого друг другу хором. Завтрак был слишком давно, чтобы спокойно пережить то, что кошка будет есть соте из кролика, а мы нет.

— Слушай, а почему ты детей не завела? — внезапно спросил Матвей за трапезой, которая все еще немного уступала кошачьей. Но мы решили, что китайская лапша нас вполне удовлетворит. С креветками.

Креветка-то и застряла у меня поперек горла.

Я еле откашлялась, отпиваясь острым имбирным лимонадом, но это не помогло отвлечься — нить беседы Матвей держал крепко.

— Не сложилось, — ответила коротко, надеясь, что отстанет.

Неа. Я забыла, с каким семейством имею дело.

— Ты же была замужем? Почему не сложилось?

Вот в этом опасность дружбы с тринадцатилетними мальчишками.

— Слушай, а что еще ты обо мне знаешь? — возмутилась я. — Вы с папой меня со всех сторон обсудили?

— Вообще

да, — спокойно ответил он. — Должен я был понять, с чего он вдруг к тебе прилип? — Матвей, в отличие от меня, аппетита не терял и, доев свою порцию, хищно смотрел на остатки моей. — Еще будешь есть?

Я молча придвинула ему свою лапшу.

— Ну так что? Расскажешь? — он, к сожалению, мог одновременно жевать и продолжать расспросы.

— Нет, — качнула головой, отпивая лимонад.

— Почему?

Эта их семейная настырность меня в гроб загонит раньше времени.

Я тяжело вздохнула, думая, как бы повежливее послать его нафиг. Рушить наладившиеся хрупкие отношения не хотелось. Вряд ли просмотр других сериалов окажется столь же продуктивным в восстановлении дружбы.

— Только не говори, что я не пойму, — буркнул Матвей, со скоростью света уничтожая мою лапшу.

Примерно это я и хотела сказать.

— Ты была бы отличной мамой, Рит.

Они сговорились, что ли?

Яблочко от яблони…

Или скорее — от осинки не родятся апельсинки.

— Это грустная история, — наконец нашла я отмазку. — Не новогодняя. А у нас еще подарки не куплены.

— Давай это будет таким подарком от тебя, — тут же сориентировался Матвей. — Больше можешь ничего не покупать.

От этих двоих вообще есть шансы избавиться, мне интересно?

— Почему ты хочешь знать? — применила я последний отчаянный прием.

— Потому что мы с тобой друзья, — просто ответил он. — Ты про меня знаешь самое грустное, я тоже хочу лучше тебя понимать.

И я сдалась.

Конечно, я не рассказывала ему все. И без того было страшно и странно говорить на эту тему с тринадцатилетним мальчишкой. Но эта история уже не казалась такой чудовищной и черной, какой была до того, как я рассказала Соболеву.

Матвей переспрашивал некоторые вещи, но, как ни странно, понял меня гораздо лучше, чем большинство моих знакомых взрослых.

И попросил разрешения обнять, когда я договорила.

А потом нам понадобилось мороженое — лучшее средство от душевных страданий.

Даже зимой.

— Значит у меня мог бы быть брат… — задумчиво сказал Матвей, облизывая свой мангово-малиновый сорбет. Я предпочла шоколадное со взбитыми сливками.

И чуть им не подавилась:

— Что?!

— Ну, вы бы с папой все равно встретились в конце концов. Только у тебя был бы сын и мы могли с ним подружиться. Как с тобой, только…

— …лучше, ага, — кивнула я. — Ну вот не факт, что я бы развелась, будь у меня сын.

— Пффффф… — выдал неоспоримый аргумент Матвей.

Ну, конечно, в его глазах все было так просто.

От того, что он не охал, не давал советов, не сочувствовал фальшиво, а просто принял мой рассказ как часть жизни — ну вот у него мама умерла, а у меня сын — мне и самой было как-то проще об этом говорить. Не ходить на цыпочках вокруг да около, но и не отрицать, что это больно и страшно.

— Но ты еще можешь иметь детей? — вдруг забеспокоился Матвей.