Одноклассники smerti
Шрифт:
— Да все в целом нормально, — успокоила его Надя. — Но контузия, сам понимаешь, за три дня не проходит… — И обратилась к Ивасюхину: — Степ, да ты не стой столбом, садись. — Она приветливо улыбнулась: — Значит, менты разобрались? Выпустили тебя?
— Надя, да разве обо мне сейчас речь? — смущенно пробормотал Степан. И, сводя на нет все ее усилия по нейтрализации напряженности, горячо добавил: — Я как из лифта вышел, как увидел, что из твоей квартиры обломки вытаскивают, у меня внутри аж все рухнуло. Как раз осколки сервиза выносили, твоего любимого, и стол кухонный, я его тоже вспомнил, и дверь входная, увидел, обгорела. Я так испугался, что
— Заботливые у тебя одноклассники, — едко прокомментировал Полуянов.
— Я знаю, — холодно отрезала Надежда. И вновь обратилась к Степану: — А я ведь с самого начала знала, что ты не виноват. Еще когда меня понятой в Ленкину квартиру позвали. И я слышала, как менты во всем тебя обвиняют.
Дима хмыкнул и отвернулся.
— А уж когда на Ирку покушение случилось… — хладнокровно продолжала Надя, — и в моей квартире газ взорвался, я только и ждала, когда тебя наконец отпустят. Тяжело тебе было в тюрьме?
— Ладно, Надь, все нормально… — совсем уж смутился Степан.
А Дима — о, какой редкий и радостный для нее жест! — гневно закусил нижнюю губу.
И Митрофанова, чтоб окончательно добить журналиста, широко улыбнулась Степану:
— Кстати, ты отлично выглядишь. Возмужал, такая суровая складка между бровями появилась…
Чего б не сказать комплимент? Степке — приятно, а Полуянов — пусть себе бесится.
Надя и сама не знала, зачем вдруг стала дразнить гражданского мужа. Может, потому, что тот в последние дни был слишком хорошим ? Идеальный на сто процентов мужчина? И она решила показать, что тоже хороша, не обделена вниманием даже на больничной койке? Или пусть это и дела давно минувших дней, а к Степану — несчастному, небритому, неуспешному — у нее все равно сохранились теплые чувства? Или же просто взял верх извечный женский инстинкт — обязательно стравить двух поклонников? А в том, что Степан хотя и жил с Ленкой, и встречались они как соседи, случайно, все равно остался ее поклонником, Надежда не сомневалась.
Как бы то ни было, напряжение в маленькой белой палате достигло наивысшей точки. И тогда Надя тихо попросила:
— Степа, Дима! Давайте, пожалуйста, успокоимся. А то у меня от вас голова еще больше разболелась. И давление, кажется, поднялось.
— А я спокоен, — сквозь зубы произнес Полуянов. И процитировал: — Как пульс покойника.
Степка же затравленно взглянул на журналиста и пробормотал:
— Слушай, Надь… Я, наверно, пойду…
— Нет. Подожди, — властно велела она.
Во-первых, лавров победителя Полуянов пока не заслужил. А во-вторых… И она обернулась к Степану:
— Вот ты мне скажи. Вопрос, предупреждаю сразу, неожиданный. Как ты считаешь… Людка Сладкова — она на убийство способна?
Брови Степана изумленно взметнулись вверх.
— Ты только не спеши отвечать, — попросила Надежда. — Сначала все взвесь. Вспомни.
— Людка? Зануда Людка?.. – с неприкрытым сомнением протянул Ивасюхин. — Наше пугало?
— А ты посмотри, какую она записку Иришке Ишутиной прислала. — Надежда протянула Степану листок с отпечатанной фразой и пояснила: — Вчера по электронной почте пришло.
— «Судьба свое возьмет», — вслух через плечо Степана прочитал Полуянов. И удивленно воззрился на Митрофанову: — Что еще за бред?
Надя не ответила — она напряженно вглядывалась в лицо Ивасюхина.
Тот слабо
— Судьба, значит, свое возьмет. — Хмыкнул: — Помню. Людкина фразочка. Эк ее задело… Десять лет прошло, а все никак не успокоится…
— Может, это она нам мстит? — горячо выкрикнула Надя.
— А за что ей нам мстить?
— За то, что у нас все хорошо. А у нее, круглой отличницы, жизнь не задалась.
— Да ладно тебе. Будто у нас какие-то карьеры ослепительные… — буркнул Степан. — Если только у Ирки…
«К тому же и письмо одной ей пришло», — мелькнуло у Нади.
Но Степа тем временем сказал:
— Хотя… Если вспомнить, как мы со Сладковой на этой встрече обошлись… Я б, может, тоже психанул. Не знаю, как насчет убивать, но морду б набил — это точно.
— Так-так, — мгновенно насторожился Полуянов. — С этого места поподробней.
— Ну… встреча выпускников у нас недавно была, — неохотно пояснила Надежда. — Я тебе говорила… Людка Сладкова… мы с ней и в школе не ладили, а тут она еще противней стала. На нее, понимаешь ли, огромное наследство свалилось. Вот и начала она, блин, выпендриваться. А мы ее, ну, со Степой, Леной и Иркой, по старой памяти опустили …
— Да, Митрофанова, — покачал головой Полуянов. — Твои лингвистические способности меня шокируют.
— А что такое? — вскинулась Надя.
— Я думал, ты и слова такого не знаешь — «опускать». — И устало попросил: — Ладно, проехали с филологией. Излагай факты.
Людмила
Психологи, а позднее и психиатры неоднократно пытались ее убедить: одноклассники не виноваты. Корень проблемы — в ней самой.
Доктора сыпали умными словами вроде избыточного перфекционизма или нервного истощения, вызванного сом атическим расстройством. Назначали антидепрессанты. Уверяли, что пройдет месяц, максимум два — и жизнь, безусловно, наладится.
И с переломом ноги (хотя тот оказался, как предсказывал Сема Зыкин, сложным, со смещением) медицина справилась быстро. Уже к маю сняли гипс, а в июне, к выпускному, Люда вполне могла передвигаться без палочки.
Врачи безоговорочно освободили ее от школьных экзаменов. С одной стороны, это неплохо — не надо тратить время на бесполезные предметы. Хотя Люда и демонстрировала обширные знания от физики до биологии, но она ведь тоже человек со своими предпочтениями и склонностями. И пусть одноклассники с учителями считали, что отличнице Сладковой все науки подвластны, на самом-то деле она на филфак собиралась. И один Всевышний знает, как тяжело ей давались совершенно непрофильные физика, химия и биология. Но раз она однажды создала себе имидж двужильной, то и приходилось тянуть.
Люда — хотя никому бы в этом не призналась — тихо радовалась, что одноклассники ночами и днями зубрят билеты, лихорадочно вбивая в голову совершенно ненужные знания, а она может всецело посвятить себя литературе, русскому и иностранному.
Однако радость сильно померкла, когда выяснилось: в аттестате у нее, безусловно, будут сплошные пятерки, однако незыблемые школьные правила гласили: если не сдаешь выпускных экзаменов, то на медаль не надейся. Только похвальную грамоту и получишь, а с ней в вузе никаких льгот, сдавай вступительные на общих основаниях. Получался тупик: до выпускных не допускают, а медаль не дают. Жестоко — особенно для человека, которому чуть не с младших классов вбивают, что он светило, надежда и гордость…