Однокурсники
Шрифт:
*****
Примерно в пять утра 20 сентября к загаженному автовокзалу на окраине Бостона подъехал скоростной автобус, из которого вывалились пассажиры, в том числе уставший и взмокший от пота Дэниел Росси. Одежда на юноше была вся в мятых складках, взъерошенные рыжие волосы торчали во все стороны. Даже очки его закоптились за время путешествия через весь континент.
Тремя днями ранее он покинул Западное побережье, имея в кармане шестьдесят долларов, из которых у него оставалось ровно пятьдесят два. Он отчаянно экономил
Совершенно измученный, едва волоча по улице свой единственный чемодан (с парой рубашек, доверху набитый нотами и партитурами, которые он просматривал в дороге), Дэниел направился к подземке, чтобы добраться до Гарвардской площади. Сначала он потащился в Холворти-холл, комната 6, — его новое жилище первокурсника в Гарвардском дворе, — затем поспешил как можно скорее пройти зачисление, чтобы успеть вернуться в Бостон и перевестись из калифорнийского отделения профсоюза музыкантов, где он состоял на учете, в местное, под номером 9.
— Не хочу обнадеживать тебя, малыш, — предупредила его секретарша. — У нас здесь миллион безработных пианистов. Вообще-то все, что предлагают клавишникам, — это работа в церквях. Но, видишь ли, Господь платит профсоюзу по минимуму.
Указывая пальцами с длинными ярко-красными ногтями в сторону доски, на которой белели листочки с объявлениями, она криво усмехнулась:
— Выбирай свою религию, малыш.
Внимательно изучив все предложения, Дэнни вернулся с двумя бумажками.
— Это мне подходит, — сказал он. — Играть на органе в Малденском храме в пятницу во время вечерней службы и в субботу, во время утренней. А еще воскресная утренняя служба в церкви в Куинси. Эти места еще не заняты?
— Раз висят объявления, значит, не заняты, малыш. Но чтоб ты знал, хлеб, который там предлагают, больше похож на крекеры «Риц».
— Да уж, — ответил Дэнни, — но я готов браться за любую работу, лишь бы платили. А по субботам у вас на танцах играют?
— Вот так-так! Да ты и вправду голодный. У тебя семья большая, которой нужно помогать, или что-то еще?
— Нет, я только что поступил в Гарвард, и мне баксы нужны, чтобы платить за обучение.
— Значит, эти богатенькие ребятишки в Кембридже не стали платить тебе стипендию?
— Это длинная история, — нехотя произнес Дэнни. — Но я буду признателен, если вы про меня не забудете. На всякий случай я буду к вам наведываться.
— Конечно заглядывай, малыш.
Накануне, около восьми утра, Джейсон Гилберт-младший проснулся в Сайоссете, на острове Лонг-Айленд.
Солнце в его спальне всегда светило ярче, чем в других комнатах. Наверное, потому, что отражалось в многочисленных сверкающих трофеях Джейсона.
Он побрился, надел новую теннисную куртку «Лакост», затем с трудом перенес багаж, включавший ракетки всех сортов — как для тенниса, так и для сквоша, — вниз, в свой двухдверный «меркурий» с откидным верхом 1950 года выпуска. Ему не терпелось с ревом помчаться по Поуст-роуд в своем багги, который он переделал собственными руками: увеличил
Семейство Гилбертов в полном составе — мама, папа, Джулия, домоправительница Дженни и ее муж, садовник Максвелл, — все по очереди прощались с Джейсоном.
Было много поцелуев и объятий. И короткое напутствие отца:
— Сынок, я не желаю тебе удачи, поскольку она тебе не нужна. Ты рожден, чтобы стать номером один — и не только на теннисном корте.
Хотя Джейсон и не подал виду, но эти прощальные слова, призванные подбодрить, возымели совершенно противоположное действие. Юному Гилберту и так было не по себе при мысли о том, что он покидает родимый дом и отныне ему предстоит испытывать характер в окружении действительно лучших членов лиги своего поколения. А тут еще отец в последнюю минуту напоминает о том, как много он ждет от сына, — это только добавило нервозности.
Но возможно, ему стало бы легче, знай он, что в этот день не только он один выслушивал подобные слова: повторяясь сотни раз, они эхом прокатились по разным уголкам страны, их произносили сотни любящих отцов, точно так же провожавших своих единственных и неповторимых отпрысков в Кембридж, штат Массачусетс.
Через пять часов Джейсон уже находился в общежитии для первокурсников и стоял перед дверью в комнату А-32 Штраус-холла, куда его определили. Из двери торчал клочок желтой бумаги, оказавшийся запиской.
Моему соседу: я всегда сплю после обеда, поэтому, пожалуйста, не шумите.
Спасибо.
Подпись была простой: «Д. Д.».
Джейсон тихо открыл ключом дверь и почти на цыпочках внес свои вещи в одну из пустующих комнат. Уложив чемоданы на металлическую кровать (она тихонько скрипнула), он выглянул в окно. Перед ним открылся вид на Гарвардскую площадь — там царила шумная суета. Но Джейсон не возражал. Настроение у него было бодрое, поскольку оставалось еще время, чтобы прогуляться до стадиона на Солджерз-филд и поискать себе партнеров для игры в теннис. Уже одетый во все белое, он захватил с собой ракетку «Уилсон» и банку с мячами «Спаулдингз».
Ему повезло: в одном из теннисистов на университетском корте он узнал того самого парня, которому пару лет назад уступил в финале одного летнего турнира. Парнишка был рад увидеть здесь Джейсона и, согласившись сразиться с ним, довольно скоро ощутил: его прежний соперник, только что объявившийся в Гарварде, стал играть значительно лучше.
Вернувшись в Штраус-холл, Джейсон обнаружил в дверях другую записку на желтой бумаге, в которой сообщалось, что Д. Д. ушел обедать, оттуда пойдет заниматься в библиотеку (в библиотеку — при том, что их еще не зачислили!) и вернется часам к 10 вечера. Если сосед планирует прийти позже этого времени, то к нему огромная просьба вести себя как можно тише.