Шрифт:
Annotation
Исчез человек. Его полгода ищет милиция. Однако - никаких следов... Так начинается юмористическая повесть, давшая название этой книге.
Юрий Дмитриевич Ячейкин
Односуточный детектив
Раздел первый
Раздел второй
Раздел третий
Раздел четвёртый
Раздел пятый
Раздел шестой
Раздел седьмой
Раздел восьмой
Раздел девятый
Раздел последний
Юрий Дмитриевич Ячейкин
Перевод
Односуточный детектив
Издательство ЦК ЛКСМУ «Молодёжь»
Киев, 1974 год
Повесть
Раздел первый
Задачи с одним неизвестным
Вчера, собственно сегодня, лёг спать поздно - в три часа ночи. Заранее знал, что сна не будет, потому что отдых заменит изнурительный мрак из полуреальных видений, когда прокуренный сверх всякой нормы мозг снова и снова будет выверять впечатанные в память факты и строки. Поэтому глотнул сразу две таблетки ноксирона - венгерского патентованного средства, гарантирующего четыре часа глубокого тонизирующего сна. Без утомительных снов. Без всяких, даже короткометражных сновидений.
Поднялся с воробьями, свежий, будто после двухдневного отдыха. «Готов к героическому труду, а также победоносной борьбе за темпы и качество. Приложим все усилия! Найдём все скрытые внутренние резервы!» Когда покончил с бодрыми мобилизующими лозунгами и уже до солёного пота делал гантельную гимнастику по усложнённому комплексу «Возвращаемся к Геркулесу», начал думать о ноксироне гениальными словами Михаила Ломоносова: «Глубоко простирает химия руки свои в дела человеческие.»
Утренний ритуал: душ, два яйца, сваренных всмятку, и черный кофе без сахара. И - со вкусом - первая сигарета, которая, как и последующие, укорачивает жизнь.
А («между прочим!») сегодня на работу можно было бы не спешить. Можно было бы («взвесим и этот вариант») гордо заявиться аж после обеда. А не лучше ли («безусловно, лучше!») не прийти позже, а уйти пораньше? В конце концов, уже давно пора замочить новые красные плавки на пляже! Всласть замочить, не поглядывая на часы, а поглядывая на девушек («высококалорийное мороженое - лучший метод знакомства!»). Глотнул кофе и зажёг новую сигарету.
Включил магнитофон, чтобы по крайней мере морально компенсировать вчерашнюю потерю. Вчера всей группой пошли на эстрадный концерт югославских гастролёров. И тогда («у театрального подъезда!») была сделана непоправимая ошибка. Вместо того чтобы вовремя войти в помещение и без следа раствориться в тысячной толпе зрителей, он легкомысленно торчал с ребятами у входа. Курили по последней и для ответственного эстрадного настроя делились специализированными
– Не лезь за словом в карман. Особенно когда карман с дыркой.
– Не болтай! Болтун - находка для врага и жены.
И вот, ровно за пятнадцать минут до начала, соизволил прибыть на собственной машине шеф. Он ещё на ходу скользнул по их кучке рысьими глазами («засёк!») и, когда остановил машину, сразу направился к ним - высокий, упитанный и весь, от ботинок до галстука, готовый к концерту.
– Развлечение отменяется, - спустил он руководящее указание с высоты один метр восемьдесят семь сантиметров.
– Не волнуйтесь, не для всех, - успокаивающе поднял руку.
«Ах, да! Уже хорошо. А для кого?»
– Развлечение отменяется только для одного, - с королевской щедростью утешил шеф притихшую группу подчинённых и уточнил, глядя куда-то в пространство: - Сейчас на работу отправится наш, вне всякого сомнения, обездоленный и несчастный Мандрика. Материалы ждут его на столе. Две папки. К завтрашнему дню должны быть обработаны.
«Пропали мои аплодисменты!..»
И когда уже уходил, услышал голос Павла Моторного:
– Федька, оставь нам свой билет! Реализуем на пиво!
Конечно, отдал.
– А на раки вам не хватит!
– Ничего, - сказал Павел, - будь уверен, раков тоже не будет...
А потом Федьке Мандрике, вне всякого сомнения, обездоленному и несчастному, добавила ещё два часа лишней работы его собственная аккуратность.
Странно и непривычно было сидеть во всегда шумном, а сейчас немом помещении. Молчал телефон, убранные столы сиротливо стояли, никто не заходил за спичками или сигаретой. И, может потому, что привычный ритм был нарушен, работалось хорошо, «в хорошем темпе при хорошем качестве.» Часа за полтора тщательно изучил содержимое папок, на чистый лист легли первые «контрольные» заметки и некоторые соображения. Речь шла о хозяйственной афере, хитро замаскированной под режим экономии. «Приложим все усилия! Найдем всё скрытые резервы!» А содержание двух папок (хоть и тоненьких, но всё-таки двух!) надо было изложить не более чем на трёх страницах машинописи.
Заварил густой, коричневый чай, потягивал его без сахара и обдумывал факты. Так прошёл еще час. А потом писал, аккуратно разрывая и выбрасывая в корзину черновики, потому что терпеть не мог на столе лишней бумаги. Оставались только листочки с окончательным текстом. Где-то в полночь завершил работу, спрятал папки в ящик, сонным, уже бездумным взглядом сбросил на голый полированный стол и отправился домой. Было какое-то неуверенное ощущение, будто что-то осталось незавершённым, будто что-то забыл, но это невыразительное ощущение не вызревало в мыслях. Лишь в троллейбусе, на полпути к дому, вдруг в воображении медленно всплыла и возникла, как на фотобумаге, трагикомическая картина.
Вот он завершил работу. Сразу спало возбуждение и охватила усталость. Он зажигает сигарету и, несколько ошалело уставившись невидящими глазами просто на себя, механически кромсает страницы с готовым текстом. Материал - в корзине вместе с черновиками! Ужас! В шесть утра придёт уборщица и...
Через полчаса был снова на работе и по всем нетронутым столам раскладывал большие рукописные пасьянсы, потому что не мог отличить черновики от готового текста. А потом ещё и переписывал начисто с причудливой бумажной мозаики. Разумеется, домой добирался на такси.