Одолень-трава
Шрифт:
воздаётся-то по вере».
Но ничто не помогло,
пусто, как в худом кармане.
За ночь много утекло
и воды, и ожиданий.
Закручинился Степан.
Казаки всю ночь не спали,
раз в печали атаман,
есть причина
Предлагали казаки
трубки разного фасона.
«Дураки вы, дураки,
трубки ваши – ваши жёны.
И не смейте отдавать
их ни другу и ни брату,
мне же счастья не видать,
сам во всём я виноватый».
Ах ты, матушка-река,
знала ль ты про бунт казачий,
что Степан без табака
растерял свою удачу?
И не царские стрелки
победили вольных братьев,
а красавицы реки
то ли зависть, то ль проклятье.
Говорят, где уплыла
трубка рыбкой золотою,
плачет древняя ветла
над могучею рекою.
Может, просит у реки
для народа лучшей доли:
чтобы жили казаки,
как положено, - на воле;
чтобы жизнь была полна
хлебом, домом – не иначе,
чтоб у каждого – княжна,
и у каждого – удача;
может, плачет о судьбе
вечной памяти Степана?
Где же нынче голытьбе
взять такого атамана,
чтобы снова сотрясти
все основы барской власти.
Прежде надо бы найти
трубку Разина на счастье.
ПОСЛЕ ОХОТЫ
«Идёт охота на волков, идёт охота
на серых хищников матёрых и щенков…»
В.Высоцкий.
Вы помните охоту на волков?
Я егерей
Одним прыжком, уйдя из-под флажков,
решил неразрешимые вопросы.
Я крикнул всем: «Смотрите на меня
и делайте такие же движенья,
мы ускользнём все вместе от огня
и запросто уйдём из окруженья.
Забудьте страх, наш звёздный час пробил,
сегодня жизнь поставлена на карту».
Я не жалел на этот раз ни сил,
ни куража, ни страсти, ни азарта.
И я ушёл, судьбе наперекор,
казалось бы, есть повод веселиться,
но за спиной остались, как укор,
погибшие щенки и мёртвые волчицы.
Теперь кляну безумный свой прыжок,
я рвался зря из жил и сухожилий.
Ах, если б был на свете волчий бог
со мной луна и звёзды бы завыли.
Но бога нет. Темно, хоть глаз коли.
Иду опять знакомою тропою,
и там, где пахнет кровью от земли
отчаянно и безутешно вою.
***
Моя милка милая распустила косыньки,
по лицу размазала слёзы кулачком:
«Убегу я к батюшке от тебя постылого,
от тебя несносного мышью полевой.
Выпорхну из форточки птичкой горемычною,
с жалобною песнею полечу туда,
где родная матушка выплакала глазоньки
над моей несчастною горькою судьбой».
«Не кручинься, девонька, моя милка милая,
нам ли беспокоиться, нам ли горевать.
Для тебя единственной я поближе к вечеру
в кошеву узорную запрягу коня,
сядем в неё рядышком, подстегнём буланого,