Одолень-трава
Шрифт:
Проходя коридором в свой кабинет, Николай Сергеевич с некоторым удивлением ощутил, что объемлющий со всех сторон рабочий гул действует на него успокаивающе. Он как бы приобщал его к знакомому вращению редакционного маховика и настраивал на свой привычный лад.
В завтрашнем номере газеты никаких материалов по его отделу не стояло. А после только что виденного и слышанного в суде заняться каким-то мало-мальски серьезным делом он был не в состоянии. Так что в редакцию можно было и не приходить. Но уж коли зашел, надо, хоть для вида, немного побыть.
Николай Сергеевич сел за свой стол, машинально выдвинул один ящик, другой. На глаза попались читательские
Отвлечься — видно, такой уж тяжелый день! — не удалось.
Первое письмо было простым: какой-то хваткий парень просил адрес девушки, фотографию которой поместила газета. Второе письмо тоже достаточно было принять к сведению: в нем уточнялась общая урожайность по одному колхозу на Кубани (об этом колхозе Николай Сергеевич еще летом писал). Третье же словно бы продолжило его теперешние мысли.
Рабочий одного из московских заводов писал, как в электричке к нему пристали
«два молодых нахала. Поначалу я и внимания на них не обратил: ну пусть немного покочевряжатся, молодые еще, глупые. А еще и книжку интересную про шпиона иностранной разведки читал, не хотелось отрываться. А они, видя такое, должно быть, посчитали, что я их напугался. И — дальше больше на меня взъерошиваться, обзываться стали, всякие оскорбительные слова произносить. Ну, тогда я им: перестаньте, мол, пока я вас, сопляков, за шиворот не взял и на первой же остановке из вагона не вышвырнул. Эх, как они за сопляков взвились! И гляжу — уже с кулаками ко мне подступают: ах, ты такой, да ах, ты сякой, да мы тебя самого сейчас за шиворот возьмем! И не только говорят, а и впрямь за воротник хватают. Ну, тут что мне оставалось делать? Дал я так легонько переднему снизу в подбородок, он и отлетел. И все бы хорошо, да только при этом затылком о спинку сиденья, об угол ударился и черепушку слегка проломил…»
Дальше рабочий писал, что после этого случая в электричке кончилась его спокойная жизнь. Вот уже полгода таскают по следователям.
«Сначала шили мне статью как зачинщику драки, поскольку с моей стороны свидетелей не было, а со стороны этих добрых молодчиков были — еще двое ребят, их дружков, за моей спиной сидело. И пропащее бы мое дело, да в показаниях свидетелей разнобой нашли. Он меня и спас. Однако спас, да не совсем. Теперь мне шьют превышение пределов обороны. То есть лезут на тебя, ты обороняйся, но так, чтобы нападающему, коим грехом, больно не сделать… Это что ж выходит: соберешься куда поехать — не забудь взять с собой двух-трех свидетелей. А еще и матрасик прихвати — полезет кто на тебя, ты сначала за его спиной тот матрасик раскинь, а уж потом начинай обороняться. Это что же за порядок? Где же справедливость? Прошу: помогите мне. Тем более что черепок у того молодого подонка давно зарубцевался».
«Помогите мне»! — дочитав письмо до конца, горько усмехнулся Николай Сергеевич. — Мне бы самому кто помог!..»
— Ну наконец-то! — ворчливо-ласково пропела Нина Васильевна, когда он переступил порог квартиры. — А мы с Вадиком пождали-пождали да — целый день не евши! — сели обедать.
«Положим, ждали-то вы недолго, — отметил про себя Николай Сергеевич, — если и пообедать успели, и Вадим, похоже, куда-то смылся».
И как бы упреждая его вопрос, Нина Васильевна пояснила:
— Кто-то из ребят позвонил Вадику: лишний билет в кино оказался. Как раз перед тобой ушел… Да ты мой скорее руки, садись за стол.
Давно уже не приходилось видеть Николаю Сергеевичу жену такой размягченно-благодушной и одновременно деятельной. Она и полотенце услужливо ему подала, и в холодильник тут же зачем-то сунулась, и хлеб резала, и котлеты на сковороде переворачивала.
Пожалуй, это хорошо, что Вадима нет: Николай Сергеевич не знал, как и о чем бы с ним разговаривал. О чем — еще можно найти: хоть о том же судебном разбирательстве. А вот как, в каком тоне ему теперь следует разговаривать с сыном, этого Николай Сергеевич пока еще не знал. И, значит, есть время подумать, решить… Но и быстрый, легкий уход Вадима в какое-то кино неприятно резанул: ну будто он с футбольного матча вернулся, где его любимая команда выиграла…
— Ты, отец, словно бы и рад и не рад, что вся эта история благополучно закончилась, — наливая в тарелку наваристый пахучий борщ, сказала Нина Васильевна. — Пришел какой-то смурной.
— Голова что-то разболелась, — соврал Николай Сергеевич первое попавшееся.
А разобраться — он и в самом деле был рад и не рад. Опасность миновала, сын дома — как тут не радоваться! Но стоило вспомнить обескровленное лицо Коли на больничной койке, вспомнить его встревоженную, опечаленную мать, и радость куда-то улетучивалась. А еще нет-нет да вставала перед глазами безмысленно-наглая рожа Джима-Яшки, его вызывающе самодовольная поза во время чтения приговора — тогда настроение уж и совсем «смурным» делалось.
Словно бы угадывая его состояние — неудивительно, скоро тридцать лет как вместе! — Нина Васильевна сказала:
— Все хорошо, только уж больно мало этому хлюсту дали: как-никак ножом замахнулся на человека, жизни мог лишить. Тут бы не условно, а безусловно не меньше пятилетки следовало припаять.
— И я так же думаю, — согласно отозвался Николай Сергеевич. — Если так гуманно будем судить убийц, по улице вечером нельзя будет пройти…
— Я все на мать того паренька глядела. Какое переживание для нее! Ведь пока судьи выясняли, как да что, у нее, поди, все время из головы не шло: сын уцелел, а мог бы и… К тому же сын-то единственный… Как мать, я ее понимаю…
Они еще немного поговорили о судебном разбирательстве, вспомнили краткие, гневные показания таксиста, длиннющую речь изворотливого адвоката.
— А теперь я вот что хочу сказать, — перевела разговор Нина Васильевна. — Дело зайдено, надо доводить до конца.
Николай Сергеевич сделал вид, что не понял жену.
— Ты о чем?
— Как о чем? О свадьбе. Заявление в загс они подали, еще когда ты в командировке был. Время подходит.
— Надо ли так спешить-то? — как можно мягче, не желая выводить жену из ее благодушного состояния, возразил Николай Сергеевич. — Ведь получается: из зала суда прямиком — в зал бракосочетания.
— И что тут такого! Это до нынешнего дня было неясно, чем и как все кончится. А теперь суд выяснил это недоразумение и полностью оправдал Вадика — чего еще?!
«Вот уже и «недоразумение»! — с горечью отметил Николай Сергеевич. — И вот именно: чего еще!»
Перед его мысленным взглядом опять промелькнула картина суда.
«Как мать, я понимаю…» Если бы! Все понятие у тебя сводится лишь к тому, что Коля у Антонины Ивановны единственный сын и Вадим у нас — тоже. Но что же ты о разнице-то не захотела задуматься? Ведь не Коля с компанией налетели на Вадима в темном переулке, а наоборот. Или это, ты считаешь, не так уж и важно? Важно, что Вадика оправдали и ему можно поспешать в загс…