Офицер Красной Армии

Поселягин Владимир Геннадьевич

— Да, пришла Красная Армия и побила бандитов. А главного, Борова, который полицаями руководил, она взяла живьём.

— И много там Красной Армии? — удивленно спросил лейтенант. Двух бойцов, даже с натяжкой можно сказать трёх, сложно назвать войсковым подразделением, так что удивление штурмана не было наигранным.

— Я не знаю. Стрельба вдруг началась, бабушка поспрашивала у соседей, говорят, Красная Армия вернулась, полицаев побила и трёх немцев, что вчера приехали. Правда вернулась армия ненадолго, скоро уйдёт дальше. Я побежала посмотреть, там меня незнакомый командир у хаты Борова попросил

помочь вам подъехать. Я взяла Антона, он местный и побежала к вам. Вот и всё, — закончила свой не особо информированный рассказ девочка.

Мальчишка, всё так же молча правил лошадьми, хотя с интересом и поглядывал на лётный костюм.

— Ты не местная, правильно слишком говоришь?

— Нет, я со Львова. Там жила и училась. Мой отец подполковник Петренко, может, слышали? Он командир полка.

— Нет, я же в авиации служу, — отрицательно покачал головой штурмана, мысленно вздохнув в сочувствии. Слишком много сгинуло командиров на полях сражения сорок первого, хотя подполковник мог и уцелеть.

— А вы нас с собой возьмёте? — с надеждой спросила девочка. — Меня Таней зовут.

— Тут наш командир всё решает.

— Я спрошу.

В это время телега въехала сперва на околицу, а потом уже по улице, свернув на другую, параллельную, покатилась к нужному дому, где собиралась небольшая, но всё увеличивающаяся толпа местных жителей.

— Товарищи, суд над местными прихвостнями будет проводиться сейчас. Мы не задержимся у вас, так как торопимся, — говорил толпе Григорьев. Он стоял на пеньке для колки дров и обращался к народу с этой речью, видимо отвечая на вопросы. — … нет гражданка, не расстрел. Расстрел по приговору суда проводят только военным преступникам, а полицаев… этих трёх будем проводить чрез повешенье. Вон у того дуба как раз сук удобно свисает. По поводу раздела имущества полицаев, на него Красная Армия не претендует. Мы заберём только оружие, лошадей с телегами и продовольствие.

Григорьев на удивление быстро и хорошо провёл разговоры с крестьянами, после чего он велел Захаренко сменить Ивана на охране выживших полицаев, отправив того на обыск одной из хат, оставив вторую напоследок.

Присев на пенёк, с которого командир общался с народом, лейтенант поставил винтовку прикладом на землю и с интересом посмотрел на трёх полицаев, что стояли на коленях в грязи, и угрюмо с некоторыми испугом, исподлобья разглядывали противников. Руки у них были связаны за спиной.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите? — окликнули Григорьева из-за плетня.

Посмотрев на неизвестного, штурман подумал, глядя на его внешность.

'Летчик или танкист, причём явно кадровый'.

Сам командир в это время осматривал трёх коней, что вывел Иван из конюшни. Так же во дворе стояли две телеги, которые видимо полицаи готовили к весеннему использованию.

Обернувшись, Григорьев несколько секунд рассматривал статного парня с отлично видной военной выправкой и обожжённым лицом, который стоял у калитки, давая себя рассмотреть.

— Выводи остальных, — скомандовал командир Ивану и кивнул неизвестному. — Заходи.

Тот отворил калитку и под любопытными взглядами так и не рассеявшейся толпы прошёл во двор.

— Вы действительно Красная Армия? — спросил он.

— Окруженцы, двигаемся

к фронту, — спокойно пояснил Григорьев.

— Я лейтенант Воронин, командир танковой роты двадцатой танковой дивизии. Девятый мехкорпус.

— Генерала Рокоссовского? — уточнил Григорьев.

— Да. Вы с ним знакомы?

— Не лично, воевал с одним из полков корпуса под Ровно. Заблудился он, но нам помог здорово, добил бронеколонну противника, что мы долбили из засады, вовремя подоспели.

— Понятно, — невольно улыбнулся танкист. Было видно что ему приятно встретить того с кем он возможно воевал плечом к плечу. — Так что, разрешите присоединиться к вам?

Тут Григорьев к удивлению Захаренко, который знал о его планах, поморщился и ответил:

— Понимаешь, я не знаю кто ты, как поведёшь себя в бою. Почему ты укрываешься в тылу, пока остальные воюют на фронте. То есть для меня ты тёмная птица, лейтенант, и просто так я тебя взять не могу.

— У меня сохранились документы, комбинезон обгорел, как и форма, но есть оружие.

— Вот когда всё это будет при тебе, тогда предметно поговорим.

— Понял, — кивнул лейтенант, но уходить не спешил. — Двое нас, товарищ старший лейтенант. Когда нас подбили, из машины смогли вытащить только меня и заряжающего, сержанта Кривошеина. Мы были тяжело раненными, поэтому при отступлении нас оставили здесь. Потом зима, сами понимаете. Когда восстановились, решили двигаться к фронту, как потеплеет, да вот вы раньше успели.

Захаренко только покачал головой, слушая танкиста. Всё как и предполагал Григорьев.

— Как подчинённый? Здоров?

— Лёгкая хромота осталась, но он не отстанет. Сибиряк.

— Хорошо, ожидаю вас здесь. Выдвигаемся через час. Как понял, лейтенант?

— Успеем, — уверенно кивнул тот и поспешил к выходу, видимо искать своего сержанта и собирать вещи, чтобы присоединится к группе окруженцев.

В это время Григорьева окликнул следующий претендент. Это был на удивление высокий, ходой и с недельной щетиной на щеках субъект в красноармейской шинели со споротыми знаками различия. Больше всего удивляло в нём то, что в рукав его шинели вцепилась, не отпуская, достаточно молодая светловолосая женщина что-то шипя.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться? — спросил он.

— Обращайтесь, — привычно ответил Григорьев и замер готовясь выслушать очередного претендента.

Пристав в стременах я осмотрел обоз из четырёх телег и двух верховых, что сопровождали его. Село с типичным украинским названием Раговичи, где я обогатился изрядным обозом, людьми и вооружением, осталось позади, километрах в пяти.

Село вроде не большое, но восемь человек я там набрал. Причём самое главное, среди них оказался военврач. Это была женщина лет тридцати на вид, довольно мирной на вид, но как мне нашептали некоторые жители Роговичей, ой не простая штучка. Она ещё осенью выходила капитана артиллериста и буквально женила его на себе, короче жили они вместе. Крутила она мужиком как хотела, слушался он её во всём, хотя характер имел жёсткий и немцев и полицаев ненавидел люто, но она как-то умудрялась найти к нему подход. Именно капитан и командовал повешеньем, делая это с немыслимым наслаждением.