Офицер по вопросам информации
Шрифт:
Хотя сейчас характерная для Митци неторопливость, похоже, внезапно покинула ее. Мягким движением широко раскинув ноги, она ввела его член в себя.
— Прости, мне нужно было почувствовать, как ты входишь в меня. Хоть на мгновение. Хоть на мгновение…
В этот момент раздались жуткие вопли сирен, возвещавших о налете; звуки были тем более зловещими, что весь день их не было слышно.
— О господи…
Это были не сирены. Насколько он понимал, двести немецких бомбардировщиков приближались к Мальте
— Я могу остановиться, если ты хочешь, — поддела она его. — Наверное, мы должны…
Он положил руки ей на бедра и прижал к себе. Она только вздрогнула и чуть изменила положение, чтобы ему было удобнее.
— Боже мой, как мне хорошо с тобой. Еще немного — и будет чересчур.
Его руки легли на ее маленькие крепкие груди; под материей отвердели соски. Она прижала его кисти, удерживая их на месте.
— У нас еще есть время найти убежище, — расслабленно сказала она.
— Я думаю, что уже нашел надежную гавань.
Шутка была полна детской жестокости, но Митци рассмеялась, уловив ее смысл — намек на Лайонела и его подводников. Макс уже знал от нее, как они любят употреблять такие выражения, когда речь заходит о женщинах. Выражения типа «поднять перископ» или «зарядить торпеды» то и дело встречались в их жаргоне.
— Если только баки не взорвутся у тебя слишком рано.
Этого он раньше не слышал, и они захихикали, как два шкодливых школьника.
— Я чувствую, когда ты смеешься, — сказал Макс.
— А когда я делаю вот так?..
Она стала медленно и ритмично двигать бедрами, напоминая, что на деле они не слились воедино, не стали одним существом.
Далекий грохот тяжелой батареи напомнил, что прожекторы нащупали первого из рейдеров.
— Можно не спешить, — шепнула она.
— Скажи это нашим немецким друзьям.
— Пусть они делают что хотят. Мы неприкасаемые.
— Это я и имею в виду.
— Как и я. И если мне суждено умереть, я хочу, чтобы это было вот так, чтобы ты был во мне.
Там он и оставался. И еще долго после того, как стало ясно, что целью была Валлетта, долго после того, как первые бомбы со свистом и грохотом пошли на цель, он продолжал оставаться в ней. И когда небеса грохнули и раскололись, они вместе повернулись на кровати. Жуткий взрыв тряхнул здание, но их тела продолжали содрогаться. И когда налет достиг апогея, они тоже напряглись, словно их отчаянный вызов мог прогнать этот смертельный шторм.
Это они и сделали, и их крики, говорившие об освобождении, слились с рокотом последних бомбардировщиков, уходивших домой на Сицилию, и провожавшими их несколькими последними разрывами.
Влажные и усталые, они долго лежали в объятиях друг друга, наслаждаясь странной тишиной, и едкий
— Это было… ничего подобного я в жизни не испытывал, — признался Макс.
— Земля и под тобой качалась?
Они тихонько засмеялись, поцеловались и теснее прижались друг к другу.
— Я говорила тебе, что они нас не тронут.
— Они были чертовски близко.
На пике рейда чудовищный взрыв потряс здание до самого основания — наверное, мина на парашюте, которую один из расчетов «бофоров» снял до того, как она успела приземлиться.
Снаружи на одной ноте прозвучало сообщение, что «Налет окончен».
— Они вернутся, — сказал Макс.
Теперь они знали развитие событий. Кессельринг всю ночь будет бросать самолеты, меняя цели. Сомнительно, что Валлетту ожидает еще один налет, но исключать такой вероятности не стоило.
— Может быть, тебе стоит уйти, — сказала Митци.
— А может быть, я не хочу. Может, я хочу понять, почему ты меня сюда пригласила.
— Ты знаешь причину. И я знаю, что ты знаешь, потому что Лайонел рассказал мне днем. Он встретился с тобой на базе подлодок.
— Это верно.
— И вы, наверное, весело провели время? Как давно вы знакомы? Три дня? Четыре? Неделю? Дольше?
— Хьюго рассказал мне…
— И ты не подумал поделиться со мной?
— Он упомянул об этом позже, после того как мы с тобой поговорили.
С минуту Митци лежала молча.
— Прости, но выглядит так, словно я последний человек, который услышал, что покидает остров.
— Ты должна радоваться. Дела тут еще долго не улучшатся.
— Александрия звучит как-то мрачновато.
— Ну уж нет.
Ему понравилось время, проведенное в Александрии, хотя его восторженная оценка этого места, видимо, объяснялась тем фактом, что он прибыл прямо из Атбары, пустынного, продуваемого ветрами угла Судана, где провел пару нелегких месяцев на курсах разведки.
— Бар в Виндзорском дворце стоит того, чтобы его навестить, — сказал Макс. — Коктейли у них непревзойденные.
— Господи, прямо блестящее будущее по Бедекеру.
— Я просто говорю, что здесь самое плохое место. По крайней мере, ты не будешь каждый день опасаться, что тебя разорвет на куски.
— Лайонел уверен, что Александрия падет.
— Значит, он должен поговорить с Эллиотом.
— Эллиотом? Что он вообще знает?
— Явно больше того, чем хочет показать.
Митци поцеловала его в губы.
— Ты такой нежный и искренний.
Часть его ощетинилась от снисходительного тона Митци, и если он не отреагировал, то лишь потому, что хотел вернуть разговор к ее скорому отбытию по причинам, которые не позволили бы назвать его ни нежным, ни искренним.
— Лайонел сообщил точно, когда он уходит?