Офицер. Сильные впечатления
Шрифт:
— Не смей так говорить об отце! — дрожащими губами прошептала мать.
Маша подошла к окну. Потом вернулась и снова села на софу около матери.
— Мама, прошло столько лет, — сказала она. — Мы с Катей уже давно стали взрослыми. Тебе не о чем беспокоиться… Если отец уйдет, тебе будет только легче.
Но мать успела переключиться на что-то другое. Она рассеянно смотрела на дочь, а потом вдруг спросила:
— У тебя что-то было с этим мальчиком, да?
— С каким мальчиком?
— С тем, который погиб на Кавказе.
В том, что разговор ни с
— Нет, мама, у меня ничего с ним не было. Мы просто дружили…
Маша поймала себя на том, что в ее словах было что-то уничижительное. Как будто она ставила дружбу ниже постели. Как будто в том, чтобы заниматься любовью с друзьями было что-то безнравственное. Друзей в постель пускать не принято, а врагов — да?..
— Вообще-то Рома был голубым. У него даже был любовник — солист хореографического коллектива.
Мать умолкла, словно переваривая услышанное, а Маша принялась перебирать слаксы. Нужно было выбрать пару под длинный свитер из черного мохера, который она решила надеть на предстоящий ужин с начальством. Наконец она выбрала — желто-пятнистые, под леопарда.
— А с кем ты теперь? — в лоб спросила ее мать.
— Он военный, мама. Полковник. И воюет на Кавказе.
— Боже мой, я так и знала, — прошептала мать.
Хотя, кажется, откуда ей было это знать? И почему она произнесла это с таким безнадежным отчаянием?.. Однако все объяснилось просто. Мать обратила на него внимание, когда смотрела по телевизору чеченские репортажи дочери.
— Но он-то, по крайней мере, не голубой? — спросила мать.
— Нет, мама, — с нервным смехом ответила Маша. — Он просто мой любовник… И друг, — добавила она после небольшой паузы.
Матери снова потребовалось некоторое время, чтобы переварить эту информацию, а Маша успела надеть свитер и примерить к нему слаксы. Еще чуть-чуть косметики — и вид у Маши получится самый боевой. Или, как говорит молодежь, стремный.
— И что же, — снова начала мать, — он, этот полковник, так и ходит повсюду в своем бронежилете?
— Он, кажется, вообще не надевает его, мама. Это я была в бронежилете.
— А он — в таких темных очках и с трубкой?
— Какая ты наблюдательная, мама!
— Тебе что, нравятся грубые и вульгарные мужчины?
— Он очень нежный и совсем не вульгарный.
— Только убивает людей и матерится, — язвительно обронила мать.
Маша промолчала. Логику матери не трудно было проследить. Так или иначе нужно было держать себя в руках.
— И он, естественно, женат, — продолжала мать.
Маша как раз натягивала сапожки на высокой платформе. Она медленно выпрямилась и, подойдя к матери, присела с ней рядом на софу и взяла ее за руку.
— Не трудись, мама, — сказала она. — Он обладает абсолютно всеми достоинствами и недостатками, которые свойственны мужчинам. Тебе не удастся ничего разрушить. Были моменты, когда мне самой этого хотелось. Но у меня ничего не вышло…
— Ничего
— Формально он женат, но уже долгие годы его с женой ничего не связывает. И в моем понимании он очень порядочный мужчина. Он…
— Он порядочный мужчина, — перебила ее мать, — и обещает развестись со своей женой.
— Честное слово, мама, — спокойно сказала Маша. — Ты зря стараешься… Давай лучше вообще не будем говорить об этом.
Мать молчала наблюдала, как Маша встала и начала вертеться перед зеркалом, а потом попросила:
— Ответь мне только на один вопрос, дочь. Ты его любишь? Не отвечай сразу, подумай. Я говорю о настоящей любви. Такой любви, которая должна переполнять тебя даже в самой обычной обстановке. Когда у тебя на глазах появляются слезы счастливого умиления только оттого, что ты берешь его носки или там портянки и начинаешь стирать в тазике. Когда берешься пришить пуговицу на его рубашку и вдруг прижимаешь эту рубашку к губам и начинаешь целовать, забывая обо всем на свете…
Маша оглянулась, не веря, что подобные слова могут слетать с губ ее матери. Она вдруг поняла, что их связывают не только кровные узы. Природа дала ей не только внешнее сходство — материнские волосы, глаза, черты лица. Маше дано переживать ту же всепоглощающую страсть к мужчине, которая заставила ее мать наглотаться снотворного. Она поняла, что мать пыталась покончить с собой вовсе не потому, что боялась остаться одна с двумя маленькими детьми на руках. Она была охвачена страстью к мужчине и, может быть, даже не осознавала этого.
— Любишь ли ты такой любовью? — повторила мать с такой трогательной непосредственностью, что у Маши защемило сердце.
— Да, именно такой, — кивнула она. — Но я бы никогда не пыталась покончить с собой, если бы он меня бросил.
— Кажется, ты сама пыталась бросить его, сбежать?
— Так оно и есть. Я уезжала с такими мыслями, потому что боялась, что если полюблю, то придется делать выбор между любовью и работой.
— А теперь?
— Это очень странно, но теперь вообще об этом не думаю. Просто чувствую, что он мне нужен, а все остальное не так уж важно.
— Значит, ты его и правда любишь.
— Почему же тогда я здесь, а он там? — вырвалось у Маши.
Мать взяла расческу и, подойдя к дочери, стала ее причесывать.
— Когда я впервые увидела твоего отца, он уже был способным молодым юристом, которого осаждали клиенты. Он всегда умел обходиться с людьми. Женщины были просто без ума от него. Он был из молодых да ранних. Их у него было пруд пруди. Думаю, он вообще никогда не знал в этом отношении отказа. Он только что окончил юрфак МГУ, мгновенно защитил кандидатскую и стал работать в центральной нотариальной конторе, где консультировал и вел ответственные дела, связанные с квартирами, имущественными разделами, наследством. Кроме того, он подрабатывал как преподаватель в разных институтах. В том числе и в том, где училась я…