Офицерский корпус Русской Армии. Опыт самопознания
Шрифт:
Рыцарская традиция и честь, требования военного дела предполагали уважительное (не унизительное) отношение офицеров не только друг ко другу, но и к ведомой ими солдатской массе: «Понеже офицеры суть солдатам, яко отцы детем, того ради надлежит им равным образом отечески содержать… во пользе солдат делать, что в их мочи есть… надлежит рассуждение иметь… о целости салдат (ибо все воинское дело в том состоит)…» (Петр I).[445] Этому петровскому завету не только по благородной сути своей, но прежде всего в интересах дела, следовали все честные русские генералы и офицеры.
Генерал-фельдмаршал Борис Петрович Шереметев (1652–1719) был известен своим хорошим отношением к солдатам, настолько любим ими, что о нем слагались песни. Он стремился предохранить солдат от злоупотреблений
Настоящим отцом-командиром по отношению к нижним чинам был Суворов. Не только воинское искусство, но и человеколюбие были у него на первом месте. Об охранении солдатского здоровья — физического и духовного — заботился он непрестанно, подчиняя все это требованиям обучения и боя: «…Хоть сим вам мое человеколюбие! Обучение нужно, лишь бы с толком и кратко; солдаты его любят».[447] О солдатах: «Вы — чудо богатыри! Вы — витязи! Вы — русские!»; «Братцы, старые товарищи!». По отношению к ним — строг и справедлив, но не жесток, как требовали порядки, установленные Павлом I: «При строгости надобна милость, иначе строгость — тиранство. Я строг в удержании (в войсках) здоровья, истинного искусства, благонравия: милая солдатская строгость, а за сим — общее братство. И во мне строгость по прихотям была бы тиранством».[448]
Гуманного отношения к солдатам постоянно требовал светлейший князь генерал-фельдмаршал Михаил Семенович Воронцов (1782–1856), храбро и деятельно воевавший за интересы России во всех войнах первой половины XIX века (в том числе два раза на Кавказе). В «Правилах для обхождения с нижними чинами» и в «Наставлениях офицерам 12-й дивизии» от 1815 года он внушал: «Взять за святое и непременное правило, что на ученьи и за ученье никогда ни одного удара дать не должно… Солдат, который еще никогда телесно наказан не был, гораздо способнее к чувствам амбиции, достойным настоящего воина и сына Отечества, и скорее можно ожидать от него хорошей службы и примера другим».[449]
Пушкин предлагал воспитывать в будущем офицере честь и честолюбие, начиная с самого раннего возраста. В записке «О народном воспитании» (1826 г.) он пишет: «Кадетские корпуса, рассадник офицеров русской армии, требуют физического преобразования, большого присмотра за нравами, кои находятся в самом гнусном запущении. <…> Уничтожение телесных наказаний необходимо. Надлежит заранее внушить воспитанникам правила чести и человеколюбия. Не должно забывать, что они будут иметь право розги и палки над солдатами. Слишком жестокое воспитание делает из них палачей, а не начальников».[450]
В других условиях, но на тех же основаниях, действовал «вождь-рыцарь», «белый генерал» М. Д. Скобелев. В своих приказах он требовал от офицеров «душою сблизиться со своими подчиненными», отечески заботиться о них вне боя, развивать товарищество и боевое куначество частей, все то, чем «славилась старая кавказская армия, которая служила и будет служить доблестным для нас примером». В духе проводившихся военных реформ Скобелев полагал, что главную силу современной армии составит принцип уважения к личности солдата-гражданина, так как «он защищает солдатскую массу от произвола» и «помещичьего отношения», что «современные боевые условия требуют развития личной инициативы до крайней степени, осмысленной подготовки и самостоятельных порывов. Все эти качества могут быть присущи только солдату, который чувствует себя обеспеченным на почве закона». «Прошу всех гг. офицеров, вверенных мне храбрых войск, проникнуться убеждением, что неустанная заботливость о солдате, любовь к нему, делом доказанная, — лучший залог к победе».[451]
Для
Н. Колесников: Наша армия — «мужицкая армия», обладающая страшным терпением, нечеловеческой выносливостью, безумной смелостью, исключительным мужеством, отчаянной храбростью и железной стойкостью. Однако, все это только тогда, когда идет впереди офицер, когда «барин» смотрит на «мужика» как на брата…
Солдат смотрит на офицера, и офицер обязан быть образцом гражданина и солдата, рыцарем, и беречь свой мундир и достоинство офицера…
Современный офицер не только солдат, но и гражданин, преклоняющийся перед законами страны, рыцарь в понятиях чести, воспитатель духа солдата, учитель темных масс, отданных ему под начало, подвижник долга, психолог, читающий в душе солдата страницы войны…
России, ведущей борьбу за свою самостоятельность, культуру и право быть государством, нужны сейчас только солдаты!
Так будем же каждой каплей своей крови, каждым атомом своего тела только солдатом и ничем другим![456]
Рыцарские качества русского офицерства проявлялись в традиционно гуманном способе ведения войны, при котором, как правило, избегались ее бесчеловечные формы, соблюдались «законы войны», обычаи старого боевого рыцарства, упор делался на уничтожение вооруженной силы противника и победу, а не на истребление его как нации и разорение страны. Русская военная доктрина имела и впредь «должна носить в себе тот отпечаток высшей гуманности, что сделал из России на протяжении одиннадцати веков „Божьей рати лучшего воина“».[457]
Чаще всего «русский офицер и русский солдат полагали свою душу „за друга своя“»,[458] проливая кровь за христианскую веру, за союзников, за Европу и т. д. Доблестные офицеры стремились совершать подвиги не только за землю Русскую, но и, например, за освобождение славян от турецкого ига. «В нашем дворянстве и в офицерских кругах, — говорит один из героев романа П. Н. Краснова „Цареубийцы“, — сердце превалирует над разумом. Едут к Черняеву сражаться за сербов, забывая, что они русские офицеры и их долг думать о России, а не о Сербии». Именно в защиту братьев-славян велась Русско-турецкая война 1877–1878 гг. Честь и союзнические обязательства (по отношению не только к Франции, но и Сербии)[459] заставили Россию преждевременно, без должной подготовки вступить в Первую мировую войну, по сути дела жертвовать русскими жизнями и будущностью страны ради рыцарских идеалов. Можно обвинять союзников в постигших затем Россию военных неудачах и государственной катастрофе, но вслед за Антоном Ивановичем Деникиным (1872–1947) все же признать: и русское командование, предоставленное своей судьбе во время великого отступления 15 года, никогда не отказывало в помощи своим союзникам, даже когда это было в явный ущерб нашим интересам. Я подчеркиваю этот факт. Потому что в этой верности своему слову, которая тогда ни в ком в российской армии не вызывала сомнений, есть тот, ныне уходящий, элемент чести и рыцарства, без которого не может быть человеческого общества.[460]