Офицерский крематорий
Шрифт:
– А, Павел Ильич, – тоном, каким обычно отрывают от дел, отозвался на мое приветствие Павлов. – Здравствуй.
Пауза.
Казалось, засомневался – стоит ли хвататься за соломинку? У меня создалось обманчивое впечатление: ему нечего мне сказать. Но он поступил умно, отдав инициативу мне. Все-таки это я был зачинщиком разговора.
– У меня предложение, – начал я. – Одно предложение, одна сделка, одна цена.
– Говори, Павел, я слушаю.
– Обговорим условия встречи?
– Конечно, – живо отозвался Павлов. – Обещаю ходатайствовать о прекращении преследования…
– Эй, сколько человек сейчас висит на проводе, –
– Да, конечно.
– Остальные тоже?
– С особым вниманием.
– Значит, тебе не придется пересказывать наш разговор.
– Как скажешь.
– На встречу со мной ты придешь один, – продолжил я. – Ты заинтересован в ней больше, чем я. У тебя на кону карьера, а кто я такой, чтобы задумываться о личном успехе? Сведи два пальца вместе, и ты увидишь крохотного сыщика-одиночку. Все мои эгоистические стремления остались за порогом «Грота». Так вот, у меня есть что тебе предложить.
– Речь идет о сделке?
– Не забывай, с кем ты имеешь дело. Службу в Следственном комитете военной разведки я начинал с наружного наблюдения, и поверь мне, дам сто очков вперед любому, кто сейчас слушает меня.
– Хорошо, не кипятись, дай время на размышление.
– У тебя нет времени. Через четверть часа приходи в ресторан «Грот Луперкалии».
– Ты шутишь, сукин ты сын?!
Я оборвал связь и вернулся к месту наблюдения за домом Павлова – в бежевую «четверку», припаркованную здесь, судя по всему, несколько месяцев назад. Колеса спущены, кузов помят, салон в плачевном состоянии. На панели приборов – пивные бутылки, бардачок лишился дверцы и сейчас соответствовал своему названию, кто-то умудрился впихнуть в него половинку кирпича, расколов при этом стеклянную бутылку. Потолок прожжен сигаретами и покрыт непристойными надписями и рисунками, как в общественном туалете. Подголовник с переднего сиденья служил какому-то бездомному подушкой.
Я устроился на сиденье пассажира, подголовник которого был на месте. Такие убежища мне были хорошо знакомы, и я их не раз использовал в своем ремесле, фиксируя на камеру измены с похотливыми, увлеченными, равнодушными, безысходными, приевшимися лицами. Это только поначалу я чувствовал себя как в чужом месте, потом привык, а дальше был вынужден признаться себе, что эта «грязная работенка» мне по вкусу. Я примерил на себя слово «разоблачитель», и оно позабавило меня и вдохновило одновременно. Чтобы понять мои чувства и настроения, нужно побывать в моей шкуре.
Я отчаянно замерз, и моя рука инстинктивно тянулась к замку зажигания. За эти шестьдесят минут я один раз покинул свое убежище – позвонить Павлову из соседнего таксофона. Я уже не чаял дождаться его, как вдруг справа от моего пункта наблюдения припарковался белый неуклюжий «Форд» четвертого поколения. Дверца его открылась, выпуская Александра Павлова. Он не дал мне замерзнуть окончательно. Не прошло и двух минут после нашей беседы
Я позволил ему открыть дверцу и открыл свою – в нормальном темпе, а не резко, и эта скорость повлияла на Павлова соответственно: его движения оказались не быстрее моих, когда он повернулся ко мне. А дальше я уже действовал молниеносно. Подбив его ногой под колено, толкнул его в машину, и он опустился на сиденье. В следующее мгновение ствол трофейного пистолета ткнулся ему в шею:
– Двигайся! Живее!
Большим пальцем я потянул курок. И только щелчок шептала, поставившего оружие на боевой взвод, подтолкнул Павлова на пассажирское сиденье. Я тотчас занял его место и, захлопнув дверцу, убрал пистолет с его шеи – чтобы Павлов не смог подбить его плечом и провести контрприем. Положив правую руку на руль, я прикрыл ею вооруженную левую.
– У нас мало времени. Пока твоя опергруппа в пути к ресторану, мы должны прийти к соглашению. Ты не веришь или не хочешь верить в мою невиновность. Ты наверняка говорил обо мне с Михайловым…
– Да, – перебил меня Павлов, – Михайлов дал о тебе положительный отзыв, сказал, что он лично верит в твою невиновность, ты неспособен на жестокое убийство. Но все это – слова. Люди и не такое вытворяют.
В этом плане я не мог спорить с Павловым. Но так как он прервал меня, недослушав, я продолжил:
– В принципе речь не о тебе. Один человек, обделенный такими, как у тебя, амбициями, но наделенный своими, считает по-другому. Он поставил передо мной задачу: найти настоящего убийцу Риты – и привлек к поискам меня. Я работаю на него.
– Назови его имя.
– Сергей Карапетян.
– Опусти оружие, – чуть подсевшим голосом потребовал Палов. – Скажем так, тема разговора меня заинтересовала, и я выслушаю тебя.
– С одним условием – разговор останется между нами.
Обычно фраза «само собой», выражающая уверенность на вопрос, звучит сразу после вопроса или обращения, из уст же Павлова она прозвучала с заметной задержкой, как будто он сидел за круглым столом и взял минутный перерыв на размышление. Я рассмеялся над его спокойным вдумчивым состоянием, которое протекало под дулом пистолета, и убрал оружие. Павлов предупредил меня, что лезет в карман за сигаретами. Опустив стекло со своей стороны, он прикурил и пустил дым в окно.
– Кто на кого вышел – ты на Карапетяна или он на тебя?
– Он проявил инициативу. Меня нашел человек по имени Кросс. Знаешь такого?
– Известная личность в криминальном мире.
– Остановись на нем подробно.
– Мы не успеем прийти к соглашению.
– Ты теряешь время, – поторопил я Павлова. И вот что узнал.
Кросс – настоящая фамилия Красильников – родом из деревни. В криминальном мире стал известен благодаря тому, что, сколотив группировку из пяти или шести человек, подмял под себя часть федеральной трассы, по которой, в частности, едут грузовики из Средней Азии. Судим за вооруженный грабеж. Второй раз сел за нанесение тяжких телесных. В колонии сблизился с новоградским авторитетом, дальше произошло слияние двух группировок. Выйдя на свободу, оба эти лидера предприняли попытку подмять под себя бизнес Карапетяна, однако получили от него более выгодное предложение. Теперь это называется взаимовыгодным сотрудничеством, а в общем и целом – срастание экономики с преступностью.