Офицерский крематорий
Шрифт:
Минутой позже. В окне осталась только одна фигура. Хрупкая женщина с высоко поднятой рукой, а в ней – белый платок. Остальной мир видит ее и без этого отличительного знака. Рот ее открыт, и, кажется, наружу вырывается дым и пламя. Но дым и пламя окружают ее с трех сторон, предоставляя для выхода четвертую сторону. И этот выход для нее, как и для других, стал пожарным.
Минутой позже. В окне уже нет хрупкой, как фарфор, фигуры, а проем полностью занят огнем.
На другом снимке, сделанном еще двумя минутами позже, лежат тела нескольких человек. С краю – женщина с белым платком в руке, до последнего мгновения надеявшаяся на спасение. Чуда не произошло, и платок не превратился в спасательный купол.
Еще один снимок, сделанный с близкого расстояния (ракурс позволил мне вычислить
Труп мужчины в полицейской форме снят крупным планом и не привязан к какому-либо объекту. Еще два обгоревших тела. Над ними склонились медик и полицейский.
И над этим парнем, снятым крупным планом, однако так, что видно колесо машины, также поработали огонь и взрывная волна. Стеклом ему посекло лицо, и раны от порезов были видны только на уцелевшей – левой половине. Левая рука с наручными часами покоится на груди. Правая – на отлете, и она в плачевном состоянии – на ней нет пальцев. Видимо, во время взрыва он находился возле окна или застекленной двери и острые осколки изуродовали ему лицо и руку. Я видел подобные увечья, и это на меня не произвело особого впечатления. Равно как и другое… Наполовину обгоревшее тело полицейского с отсеченной кистью. Возможно, такое страшное ранение ему также нанес осколок стекла, в своей мощи и скорости не уступающий осколку гранаты. И я нашел тому подтверждение – когда вгляделся в его лицо. Из-под нижней скулы торчало стекло.
И еще с десяток подобных кадров, слившихся в один жуткий ролик. От первой жертвы до последней.
Какую закономерность предлагала найти Рита?
Другой вопрос: кто авторы снимков? А может быть, автор один? Нет, покачал я головой. По качеству снимков, по манере снимать я разделил фотографии на четыре группы. Один фотограф находился на удалении, и он был автором снимков с общим планом горящего здания, а также снимков, на которых запечатлены последние мгновения жизни тех четырех несчастных, выбросившихся из окна.
Второй фотограф находился в гуще событий. Он буквально фиксировал на камеру одну смерть за другой. В общей суматохе никто на него не обратил внимания, и это с учетом того, что добрая половина зевак была вооружена камерами, встроенными в смартфоны и мобильники, и едва успевала нажимать на кнопки: снять, сохранить – в качестве заставки, в памяти, под каким именем… Камеры посредственные, качество снимков соответствующее. В коллекции Риты снимки – только хорошего качества. Значит ли это, что она выбраковывала неудавшиеся фотографии?
Третий фотограф запечатлел перепалку медика «Скорой» и полицейского. Он претендовал на авторство другого снимка, на котором был изображен полицейский с изувеченным лицом и отсеченной кистью, но мне над этим еще предстояло поломать голову.
Четвертый сумел заснять обгоревшего, с ампутированными пальцами полицейского на фоне колеса машины. Возможно, он лежал по ту сторону «Скорой». Впрочем, это всего лишь догадка. Несомненно одно: все эти люди – жертвы ЧП – «чкаловского пожара», так распаковывали многие эту аббревиатуру. Спорно другое: зашифрован ли в этих снимках ключ? Если я найду его, то установлю сам факт теракта и его исполнителей.
Фотографии. Я фильтрую их изображения через сетчатку своих глаз, освобождая от примесей. Только на трех из них время не проставлено. Скорее всего, на камере была отключена эта опция или вообще не предусмотрена. Но, судя по качеству хотя бы одного снимка, камера изобиловала всевозможными опциями. Другой вариант – печать велась не на весь кадр. Еще один – при печати дата и время были отключены. В те времена, когда я был занят по уши, я относил флешку в соседнее ателье, где грузный и небритый, с вечной зубочисткой во рту хозяин заведения в подворотне на Беговой, он же приемщик, цедил сквозь зубы: «Дату бум печатать?» Я всегда отвечал «бум». И всегда опасался, что вместо фотографий этот неопрятный верзила бросит на стойку кусок мяса.
Из сорока имеющихся в моем распоряжении
Первая – спор между медиком и полицейским: что делать с двумя трупами, над которыми еще клубится пар. Видимо, к этому времени эвакуация живых и раненых завершилась, и пожарные, и полицейские выносили и складировали на улице трупы. В моем распоряжении оказалось два снимка, на которых десятки трупов, и только часть из них прикрыта: одеялами, пледами, накидками, что принесли местные жители, кителями и куртками выживших. Что примечательно, прикрывали сильно обгоревшие трупы, головешки по сути, а другие были предоставлены для оперативного опознания. Этого опознали, и его увозят в одно место, этого – нет, его везут в другое, в какой-нибудь отстойник при больнице, потому что в те часы и минуты на месте пожара царил хаос, никто не знал, что делать, никто не рискнул взвалить на себя хотя бы инициативу, не говоря уже об ответственности – от нее бежали прежде всего высшие чины. Только пожарные знали свои места и четко выполняли свою работу. И медики. Они развозили раненых по больницам, находили в себе силы (вот как этот медик в распахнутом пуховике) ставить на свое место обезумевших, чудом спасшихся полицейских.
Невозможно было помочь и двум другим несчастным, угодившим под осколочный огонь. Мне представлялась застекленная дверь, к которой подходили эти двое. Конец смены, они перебрасываются шутками. Один из них протягивает руку к двери, чтобы открыть ее, а она вдруг покрывается трещинами, разделяясь на манер боевой головки. Осколки врезаются в лица людей, бьют по рукам, и только после их отбрасывает и катит по коридору взрывная волна. Потом загорится линолеум, огонь перекинется на деревянные перекрытия… Я с трудом унял воображение. За свою короткую жизнь я видел и море огня, и трупы своих сослуживцев, и кучи натурально отстрелянных бандитов. И не где-нибудь в поле или на безымянной высоте, а в жилом квартале…
Мне необходимо было узнать, кто эти люди, снятые «рассеянным», не проставившим дату фотографом. Михайлов мне в этом деле не помощник. Конечно, столичный сыщик мог помочь советом, но сводящимся к одному: мне необходимо как можно быстрее сдаться полиции. И он закроет крышку своего телефона, хороня под ней ни врага, ни друга, а что-то среднеарифметическое.
Я вспомнил о человеке, который частенько выручал меня, снабжая информацией разного рода, и очень помог в расследовании дела «Бешеных псов» и дела о трафике наркотиков из Таджикистана. Его звали Пронырой. Он жил в двушке, в районе между улицами Крупской и Марии Ульяновой, и от его дома до ближайших станций метро «Проспект Вернадского» и «Университет» было равное расстояние. Такое расположение наверняка понравилось бы Рите, машинально отметил я. По сути дела, он был информатором, однако к нему нельзя было приклеить синонимы – «барабан», «свисток», «штык», оперативный источник. Проныра работал исключительно по заказу и рассылал добытую информацию своим клиентам; свои источники информации он, как правило, не раскрывал. Я не мог назвать другого такого человека, который знал, как и где найти в сети необходимую информацию. Его дело – сбор данных, мое дело – правильная их интерпретация, и это самая главная часть работы разведки. А что такое сегодня Интернет для разведки? Это ее инструмент. Всемирная сеть позволяет быстро и недорого получить информацию даже от первоисточника – например, на интернет-форуме.
Кроссу кто-то позвонил. Глянув на высветившийся контакт, он ушел в смежное помещение, заширмовавшись вековой стеной.
Он не спускает с меня глаз? Совсем нет. Если бы он следил за каждым моим шагом, ловил каждое мое слово, я бы с первой минуты нашего знакомства заподозрил неладное. Но Кросс вел себя естественно и до поры до времени не вызывал во мне подозрений.
Закончив разговор по телефону, он в очередной раз оставил меня одного.
Я вышел следом. В паре кварталов отсюда я нашел магазин-ателье «Цифровая помощь». И – тотчас оценил ее. В этой цифровой лавке можно было самому отсканировать снимки и перенести данные на свой носитель. Я удовлетворенно потер руки: «То, что нужно!»