Офисные записки
Шрифт:
Витольд усмехнулся и поцеловал дочь в лоб:
— Я горд, что у меня такие дети. Аниэла, твоя женская мудрость спасает нас с Серафином всегда. Спасибо, милая, что отрезвляешь нас.
— Папа, — возмутилась девушка и ее тут же к себе притянул брат обнимая за плечи:
— Да, папа прав. Без тебя было бы сложно. Тогда один вопрос, тем более регистрация уже началась. А что она?
— Ландыш? — Витольд посмотрел на сына, — она ждет меня.
— По моему, Син, ты проиграл, — заметила тихо девушка.
— Признаю. Только папа, ты сам обманываешься насчет своего отношения к ней.
— Поясни, — Витольд подобрался,
— Ты не отпустишь. Даже если она вдруг выберет другого, ты не отпустишь.
— Почему?
Сестра тоже удивленно смотрела на брата, который усмехнулся:
— Потому что она другая. Так ты не говорил ни об одной из своих подружек. Даже к маме ты был более холоден.
— Я трезво смотрю на жизнь, сын…
— Брось, папа, — он даже махнул рукой, словно разбивая возражения отца, — ты можешь быть прагматичным, циничным и безжалостным. Для остальных. Но в душе ты романтик. Возможно последний романтик современности. Да и Вишневым драконом с ландышами просто так не называют. А драконы просто так свои сокровища не отдают, всем почитателям фентези это известно. Так останься верен себе, папа.
— Когда она захочет, я отпущу ее. Мне пора. Времени мало осталось.
Он забрал у сына сумку и отправился на стойку регистрации.
Когда он скрылся, Аниэла повернулась к брату:
— Я ничего не поняла. До чего вы договорились?
— Мне щелкнули по носу. Заслуженно. Ани, это кошмар, папа влюбился.
— Почему кошмар?
— Потому что потенциальная мачеха младше нас.
Сестра обиженно стукнула его кулачком:
— Син, нельзя так о папе.
— Да я рад за него, главное, чтобы он дров не наломал.
— Он мудрый..
— Аниэла, там где царит любовь, мудрость берет отпуск. В общем на Новый год возвращаемся в Россию.
— Почему ты сейчас не полетишь?
— Потому что третий лишний. Папа прав, я сотворил себе идола.
— Почему он раньше не написал, если так давно ее знает? Я не узнаю его.
— Аниэла, папа влюбился, хоть и сам себе не хочет признаваться. И знаешь, как мне кажется, такое у него впервые. Поехали домой.
Уже в машине, Аниэла тихо спросила:
— Син, и что дальше?
— Ничего, сестренка. Папа всегда нас поддерживал, именно к нему мы шли за советом. И знаешь, я даже злиться не могу. Он бросил все, пожертвовал своими выходными, только чтобы приехать за тысячи километров и утешить тебя. Ведь опять всю ночь тебя за руку держал?
— Полночи, — покраснела девушка, — потом он уснул в кресле. Я его не стала будить.
— Вот вот. Сейчас пришла наша очередь поддержать его.
Питер встретил его проливным дождем. Серое небо, промозглый ветер. И вроде машины едут с обычной скоростью, люди спешат, кутаясь в куртку, но все равно, другая жизнь, другой ритм, другое окружение. Москва была ближе и милее.
Витольд поймал такси, набирая номер Мила.
— Мил, здравствуй.
— Надо же, кто звонит, — друг добродушно усмехнулся в трубку, и Витольд отзеркалил его улыбку.
— Да, я, хотел задать вопрос.
— Попробуй.
— Где вы?
— В Питере.
— Я знаю, а так же знаю, что Ландыш с вами. Поэтому и спрашиваю, где вы?
— Я же тебе ответил.
— Мил, очень смешно. Я тоже.
В трубке
— А зачем ты здесь?
— Я приехал за Ландышем. Заодно и с вами повидаюсь.
— Слушай, но мы ей так и не сказали, и она… То есть ты рассказал? И все так серьезно?
— Нет, не рассказал, да, все серьезно. Мил, я по-прежнему считаю, что рассказать должны вы. Но я слишком долго ее не видел, так что предпочту выслушать упреки, но лично. Так где вы? Я с самолета, устал, если честно сказать.
— 'Solo Sokos Hotel Palace Bridge' ресторан 'Sevilla', это на Биржевом переулке.
— Васильевский остров? Я скоро буду.
— Что тебе заказать? Мы только идем все равно.
— Я на месте определюсь.
— Ну ладно, ждем. Постараемся морально подготовить. Ну и начнем наводящие разговоры разговаривать, вот только… Дочь сегодня слишком рассеяна.
Витольд усмехнулся. Ландыш в таком же состоянии как и он, и это не могло не греть. Неужели сын прав, и он романтик? А впрочем какая разница?
— Эй, есть кто живой? Все ясно, одна зараза на двоих.
— Я смотрю ты спокойно воспринял ситуацию, — съехидничал Вит, смотря как мелькают за окном такси дома.
— А у меня есть варианты? Ты же не отступишься. Приходится принять выбор дочери и надеется, что он добровольный и взвешенный. Ладно, мои дамы возвращаются. Сколько еще тебе?
— Полчаса максимум. Я плохо ориентируюсь в Питере.
Выходные с родителями, когда вновь можно ни о чем не думать и побыть маленькой девочкой, что может быть лучше. Только выходные с родителями дома, когда на улице просто идеальная питерская погода октября. Проливной дождь, ветер, холод. То есть самое то, чтобы не высовывать нос из-под одеяла. Но мои родители были иного мнения. Машина есть, зонтики есть. И всего лишь около нуля градусов, какая мелочь. Да и ветер почти не дует, не ураган же, так, просто сбивает с ног. Из теплых вещей нашелся лишь свитер крупной вязки серого цвета, к которому я надела юбку шорты, один из шедевров Миры. Короткие классические глубокого антрацитового цвета шорты, а поверх них юбка с запахом, так что секрет был скрыт от посторонних глаз. При ходьбе отлетающая деталь и являла изюминку. Но я полюбила экстравагантный наряд именно за то, что в них тепло. А плотные монохромные колготки в ромбик дополнили картину. Отсутствие косметики, потому что такую влажность никто не выдержит, а до Хэллоуина далеко. Теплые ботинки. Из зеркала на меня смотрела студентка-первокурсница. Почесав нос, я решила добавить пару цветовых акцентов в мое серое обличье. Не нашла ничего лучше, чем собрать волосы в мальвинку и прикрепить два декоративных бантика. Синий и зеленый, в тон глазам. Отлично, теперь в зеркале была десятиклассница. Ну и пожалуйста, обиделась я на зеркало, зато не замерзну.
Родители лишь переглянулись, увидев меня. Папа попытался открыть рот, но мама толкнула его в бок:
— Она возьмет паспорт и просто не покупай ей выпивку.
— Лен, ты меня расстраиваешь, а я только собрался в магазин за пивом бежать, — хмыкнул отец, — нет, с одной стороны, меня радует, что моя дочь так юно выглядит, но с другой стороны. Юбка не коротковата? А то прям как в песне про лабутены. Вместо картин в галерее будут глазеть на тебя.
— Пап, у меня тут все равно ничего теплее нет.