Оглянись на пороге
Шрифт:
— Мне кажется, я никогда не переживала, — медленно начала Ирина. — Ну, за Сергея. Не было каких-то потрясений. Я думаю: права ли была, что замуж за него вышла? Сейчас оглядываюсь и не могу сообразить: любила ли я его когда-нибудь или просто считала правильным выйти замуж именно за него.
— Ты влюбилась, что ли? — спросила мать.
Та вспыхнула и уже готова была возразить, но потом неопределенно пожала плечами.
— Я не знаю.
— А он кто?
— Музыкант. Рок-музыкант.
— Богема, — усмехнулась Алла. — Когда ж успела? Давно?
— Недавно.
— Ну, я так и поняла. Ты мне сразу показалась какой-то
Ирина поставила кружку на пол, придвинулась к матери и обняла ее за плечи.
— Мама, что мне делать? Может, я и правда влюбилась, как школьница? А может, это наваждение какое-то и оно пройдет?
— Не знаю, — ответила Алла. — Знаю только, чего тебе делать не надо: резких движений. Прыгнула — так лети, только не забывай, что любой полет конечен. Любовь — она разная бывает. И полеты тоже, потому что в итоге мы должны чувствовать, поймают нас внизу или нет. Я ничего не скажу про твоего нового мужчину, но Сережа бы тебя поймал.
— Я знаю, — мрачно ответила Ирина. — Проблема только в том, что вряд ли ради него я стала бы прыгать.
Она так торопилась прийти на концерт, так гнала по обледенелой дороге, что на повороте едва не столкнулась с фурой и только после этого сбросила скорость, тяжело дыша и обливаясь потом. Вот была бы потеха, если бы вместо концерта попала в больницу или, того хуже, морг.
Умора, да… Обхохочешься.
После Ирина поехала уже медленнее, правила соблюдала, да и дорога не располагала к быстрой езде. Да и лучше опоздать, чем не доехать. Но в итоге оказалось, что она зря волновалась и все равно приехала за полчаса до начала концерта. Дима был злой и вздрюченный — у них что-то не ладилось в аппаратуре.
— Знакомься, — хмуро сказал он. — Это Виталий, наш басист. Леху ты знаешь. Это Юрка, клавиши, бэк-вокал, и Женя, тоже гитара и бэк-вокалистка.
Ирина с интересом оглядела затянутую в черную кожу группу. Виталий оказался тощим, таким же патлатым, как Дима, парнем с трудноопределимым возрастом, поскольку лицо было покрыто сложным гримом. Клавишник Юрка, ковырявшийся рядом с колонкой, здоровый как лось, коротко стриженный, с серьгой в ухе, мрачно улыбнулся и кивнул. Бэк-вокалистка, не удостоившая гостью даже взглядом, показалась знакомой. Ирина морщила лоб и только потом узнала в неприветливой девочке уборщицу из больницы, возившей грязную тряпку по бетонному полу.
На фоне этой шевелящейся и скрипящей кожей готической массы женщина, облаченная в длинное серебристое платье, чувствовала себя белой вороной.
— Я, наверное, мешаю? — вежливо осведомилась Ирина. Женя бросила на нее убийственный взгляд.
— Ничего ты не мешаешь, — недовольно сказал Дима. — Только в уголок куда-нибудь сядь, не путайся под ногами, а то у нас тут проводов видишь сколько…
— Нет, нет, я в зал пойду. Приткнусь куда-нибудь, а то я даже столик не заказывала.
Женя проводила ее взглядом, полным презрения и чего-то вроде ревности. Ирина вышла, одарив всех на прощание извиняющейся улыбкой, прикрыла дверь бытовки, заменявшей группе гримерную, и сделала шаг прочь. Из оставленной щели послышался одобрительный гул и голос Лехи:
— Я ж вам говорил, она классная.
— Дим, но она же старая, — рассмеялась Женя. — Я вообще не понимаю, как ты с ней можешь…
— Ты же можешь, — грубо оборвал Дима. Девушка что-то ответила, судя по тону, ядовитое и обидное,
— Ира, подожди!
Он снова догонял ее, но на сей раз Ирина остановилась сразу, успев придать лицу нужное выражение.
— Ты не обижайся, просто там запарки всякие… Машина опоздала, и колонки пришлось везти свои, и еще пульт, и… и… всякое такое. Мы психуем, это первое большое выступление. Ну пойми, пожалуйста…
Вид у Димы был беспомощный, как у бездомной собаки. Женщина улыбнулась и потрепала его по щеке.
— Я не обиделась.
— Правда?
— Конечно. Я же знаю, что такое собираться перед выходом. Но в отместку — ты придешь на мой спектакль, ладно? Не думаю, что тебе будет так же интересно, но, по крайней мере, попытаюсь приобщить тебя к великому искусству.
Дима рассмеялся, но, судя по выдоху, у него явно отлегло от сердца.
— Блин, я так и знал, что будет какой-то подвох.
— Придешь?
— Приду. И всю банду с собой приведу.
— Это лишнее, — запротестовала она, но парень отмахнулся и задумчиво почесал патлатый затылок.
— Что же мне, одному мучиться?
Женщина рассмеялась, легко чмокнула его в щеку и направилась в зал через служебный вход. Около двери обернулась.
Он стоял в своих дурацких кожаных штанах, облепивших длинные крепкие ноги, и смотрел преданными собачьими глазами. Раздрыга, как есть раздрыга. Ирина улыбнулась и вышла.
Места у стены и столики вблизи у сцены уже были большей частью заняты, потому она, прокричав на ухо официантке, что хотела бы сесть где-нибудь подальше, но с хорошим обзором, пошла наверх, к маленькому столику сбоку от сцены. Зал, украшенный тыквами, вырезанными из бумаги летучими мышами и клочками тюля, изображавшими паутину, выглядел несколько диковато. Музыка ревела, колонки изрыгали рок восьмидесятых: оригинальные и миксованные композиции. Ирина заказала легкий салатик, шампанское и со своей верхотуры с любопытством оглядывала публику. На концерте была в основном молодежь, раскрашенная согласно традициям Хэллоуина, но попадались и зрелые господа, с легким недоумением взирающие на вакханалию вокруг. Тем не менее они быстро адаптировались и уже не обращали внимания на хохочущих демонов и страстных ведьм вокруг. Где-то у сцены пару раз мелькнула грузная женская фигура в черном балахоне, поблескивающая стеклышками очков. В ней Ирина без особого удовольствия узнала Веру.
Музыканты появились на полутемной сцене, неуклюже расставляя аппаратуру. Публика пока не слишком смотрела в ту сторону, где не происходило ничего интересного. Однако спустя несколько минут свет в зале померк, колонки, издав предсмертный хрип, поперхнулись забытым хитом «Парка Горького», а сверху на ребят ударили яркие лучи прожекторов, отчетливо видимые в тяжелой белесой дымке.
Потом под оглушительную барабанную дробь взвыли гитары. Подсвеченные сзади силуэты приобрели трехмерность. Из динамиков лилась музыка: агрессивная, громкая и несколько сыроватая по музыкальному ряду, но эти мелкие недостатки пропали, как только Дима запел своим хрипловатым, словно посыпанным песком, голосом.