Оглянись, незнакомый прохожий…
Шрифт:
За окном мелькали дома, запорошенные снегом тополя и свет фонарей давал в салоне автобуса прощальный бал. Я, переутомленный этим днем и эмоциями расставания, понемногу впадал в забытье и вот «уже дремота сладкая моих коснулась глаз». Я уже не слышал, о чем мне рассказывает моя попутчица. Только обрывки фраз доносились до моего слуха… за методичками, два чемодана книг, обратно… чемодан методичек… жаль… что вы. Я уснул крепко-накрепко. От резких толчков автобуса я просыпался и, понимая, что сплю на плече учительницы, извинялся, но через секунду опять погружался в сон и голова моя опять оказывалась на том же плече.
– Вставайте,
Это учительница пыталась разбудить меня. Оказывается, я проспал всю дорогу. Ужасно затекла шея и раскалывалась голова. Я сначала не понял, где я нахожусь и кто эта женщина передо мной, но постепенно пришел в себя.
– Извините меня, а как вас зовут? А то всю дорогу ехали вместе, а с кем, не знаю, – морщась от боли, спросил я.
– Зовут банально, как в анекдотах – Марьванна, – засмеялась учительница.
– А-а-а, – глупо протянул я. – Ну, до свидания, Марьванна.
И мы пошли к выходу.
Ночной Павлодар показался мне сказочным городом. Падающие снежинки кружили вокруг покачивающихся фонарей и тихонько укладывались на мостовые, на крыши домов, на спешащих к своим поездам пассажиров.
Купив в кассе билет на поезд ПАВЛОДАР-МОСКВА, я стал искать свободное место. Надо было перекантоваться целую ночь. Дело в том, что поезд отправлялся в семь тридцать утра. Найдя в зале местечко среди множества ожидающих, я уселся ждать поезда.
Передо мной сидело большое и дружное, во всяком случае, мне так показалось, семейство. Они накрыли стол на чемодане, постелив вместо скатерти платок одной из женщин. Тут были продукты, на которые я смотреть не мог, голова кружилась и слюна текла рекой. С самого утра я ничего не ел. Я обратился к ним и попросил присмотреть за местом. Они согласились, и я помчался искать буфет.
В буфете, как всегда, выбор был не велик и я заказал «резиновую» курицу, ячменный кофе и два коржика, напоминающих по твердости точильный камень. Я, расплатившись с буфетчицей, пошутил.
– Скажите, у вас ножи острые?
– А че тебе? – напряглась буфетчица.
– Давайте, я их наточу, – и я изобразил, будто я об коржик точу ее тупые тесаки.
– И-и-ди уж, точи-и-ильщик, а то ща милицию вызову. Ходют тут…
Я засмеялся и пошел на свое место. Управившись кое как с курицей и половину выкинув, я принялся за холодный уже кофе в бумажном стаканчике. Обмакнув в него коржик, я попытался его размочить, но быстро понял, что его даже в кипятке не отпаришь. Все это время за мной наблюдала одна из теток, сидящих напротив. Она медленно очищала куриное яйцо от шелухи. Также медленно она протянула его мне.
– Скушай, милок. Не побрезгуй. А буфетное-то выкинь, не травись.
– Спасибо.
Секунда – и яйца не было. Тетка также медленно дочищала второе и уже молча протянула мне. Это яйцо я съел также быстро.
– Мама, дайте ему хлеба и соли. Ну что вы, право… – произнесла женщина помоложе и отломила мне половинку батона. Потом она открыла баночку и насыпала мне в ладошку соли. Тем временем тетка очищала третье яйцо, которое я тоже умял. Мне протянули минеральную воду и я сделал несколько глотков. Тетка сунула мне четвертое яйцо, которое я съел скорее из благодарности, нежели от голода.
Потом я долго бродил по вокзалу и рассматривал все вокруг. Надо сказать,
Внезапно меня похлопали по плечу. Я обернулся и увидел здоровенного казаха в милицейской форме с закатанными рукавами на рубахе. Он протянул требовательно мне руку и молча смотрел на меня каким-то тупым оловянным взглядом. Я не понимал, что от меня хотят и только боковым зрением увидел, как второй милиционер проверял паспорт у мужика в шляпе и с портфелем. Я достал паспорт и протянул милиционеру. Но тот снова, не заглядывая в паспорт, протянул руку. Я снова глянул на мужика в шляпе. Тот предъявил билет. Я тоже достал билет и отдал его милиционеру. Он несколько секунд таращился в мой паспорт и в билет, потом протянул их мне обратно, при этом отдал честь. Я удивился и шутливо тоже козырнул ему. На что он, смеясь, произнес.
– Пусой голова рука не прикладывай.
Я пошел на свое место от греха подальше. Время шло долго, но тем не менее к утру на вокзале уже было пусто. Все пассажиры разъехались кто куда, а новых почему-то не прибавилось. До поезда оставалось чуть меньше часа и посадку еще не объявляли. Тут я заметил мужика лет тридцати с небольшим. Он долго наблюдал за мной и, наконец, подсел ко мне…
Глава25
– Ну че? – спросил он, как-то неестественно улыбаясь.
– А ниче, – отпарировал я.
– Деньги есть?
– Есть. В трусах зашитые, – съязвил я.
– Да ты не бойся. Мне много-то и не надо.
– Представь себе, я и не боюсь. Озвучь, зачем тебе приспичило у меня деньги выцыганить.
Парень удивленно посмотрел на меня и спросил.
– Так ты че, ниче не знаешь?
– А че я должен знать?
– Ну, там на улице фотки порасклеены. Ты че, их не читал?
– Да вроде нет. Не успел еще.
– Понятно. Парнишка, ты меня извини, конечно. Я, может, не с того начал. Я приболел сильно. Нужны таблетки. Вон там видишь аптечный лоток? Купи, если денег не жалко, мне таблеток. Скажешь, по Бехтереву. Так вышло, что у меня денег ни копейки.
Не знаю, почему, но я поверил парню и пошел к лотку. Попросив таблетки, я с трудом произнес их название. Продавщица потребовала рецепт и мне пришлось соврать, что лекарство нужно матери, а я потерял рецепт, и что я ей скажу, придя домой, и что не умирать же ей из за моего растеряйства. Аптекарше понравилось слово растеряйство и она продала мне таблетки. Я отнес их парню. Он меня поблагодарил. Принял одну из таблеток, запив водой из бутылки, торчащей у него из кармана. Потом он предложил пересесть в уголок, где мы не так бросались в глаза. Когда мы уселись на новом месте, он вдруг сходу, без всяких предисловий, поведал мне свою, скажем так, не простую историю.