Огнем и Словом
Шрифт:
Ипподром — это не только психологический клапан разгрузки горожан Константинополя, это еще и место политических решений, разговоров, заключения союзов и объявления политическим оппонентам войны. Тут сердце Византии. Так что не только мой статус сработал на то, что я оказался по левую сторону от василевса, но и мои временные союзники из партии «синих» подсуетились.
Получалось, что почти два часа я и Иван Гривень будем сидеть рядом с Мануилом. Это время, когда можно задавать вопросы василевсу, просить, жаловаться, да что угодно. Император все услышит, но не на все отреагирует. То же удобно. Если проблема сложная и василевс не хочет участвовать
Мануил был умен, это уже понятно. Но интересно было, какой он еще и внешне. Я не смог рассмотреть императора при первой встрече, так как он большую часть времени просидел на троне сильно выше прямого взгляда, а голову подымать нельзя. Зато вот такая демократическая форма общения на ипподроме позволяла более детально понять, какой «фрукт» достается Евдокии Изяславовоне.
Ясно, конечно, что будь Мануил трижды уродом, княжна выходила замуж, скорее за империю, чем за императора. Но мне все-таки было важно, чтобы Евдокия не получила сложную, многострадальную судьбу. Для женщины вся судьба — это ее замужество. И было у меня некоторое чувство ответственности за эту девчонку, которая, при иных обстоятельствах, могла стать моей женой.
Что ж… Евдокии повезло. Ее муж был красив, что даже я, для которого понятие «мужская красота» почти что и не существует, должен признать — он должен был привлекать своей внешностью женщин. Светловолосый негр. Именно так, и темная пигментация кожи единственное, что могло бы смутить женщину.
Мануил высокий, хорошо сложенный физически и весьма недурно образованный человек, он умел улыбаться, «играть лицом», меняя мимику. Император умел нравиться, быть привлекательным и располагал к себе при близком общении. Выращенная в условиях, когда одним из главных развлечений княжны было наблюдать за тренировками воинов, Евдокия должна была увлечься своим мужем, которому не чужды занятия с мечом и на коне. Конечно, статями я превосходил Мануила, может и внешне был привлекательнее, но брак Евдокии должен быть не самым тягостным для русской княжны.
— Я люблю рыцарские турниры. После свадьбы, обязательно устрою. Нужно будет разослать приглашения славным европейским рыцарям, — говорил василевс, будто отрешенно, а после он повернулся ко мне и серьезно, почти шепотом, сказал. — Не так давно ты спрашивал знакомых тебе людей, как я отношусь к некоторым событиям в Константинополе, что уже были и что будут… Я знаю все и обо всех, не сомневайся, воевода!
Это был не намек, это прямое доказательство тому, что Мануил знает о готовящемся погроме венецианцев. Хочет, наверняка, оставаться несколько в стороне, чтобы иметь возможность отыграть назад, если что-то пойдет не так, но именно император стоит на острие ножа, который должен поразить засилье Венеции в империи.
Что ж… я уже дал свое согласие, уже отправлены через Венгрию люди, которые должны в самые сжатые сроки доставить сведения моим людям. Через два месяца я рассчитываю, что войско Братства будет на подходе к границам империи. Если большой обоз не брать, а пехотусадить на телеги, что и предписано в бумагах, что я послал Никифору, можно вполне быстро добраться до империи.
— Скажи, Иван, — теперь Мануил развернулся уже к послу. — А ты послал к своему правителю просьбу, чтобы он прислал мне пять сотен воинов, как и лучших своих рыцарей для участия в турнире?
— Да, василевс. Корабли с грамотами уже ушли. Там лучшие гребцы, они быстро достигнут Киева, — отвечал Иван Гривень.
Я
— Я слышал, что ты даровал много даров патриарху Косме? — вновь обратился ко мне император.
Тон василевса звучал несколько угрожающе. И я понимал почему. Император крайне недоволен патриархом Космой II Аттиком. Дело в том, что глава православной церкви принимал у себя в доме еретика и бунтаря Нифона, сидел с ним за одним столом, а еще Косма сам же об этом факте рассказал общественности. Это был вызов. Нифон — еретик, был таковым признан официально. Так что патриарх, можно сказать, идет против самого императора, пусть прямо об этом и не заявляет.
— Василевс, я даровал не Косме, а храму нашей общей, христианской, святыни — Софийскому собору. А что до патриарха… Прости за дерзость, великий правитель, но я не вижу в патриархе той силы и святости, которые дарует Господь своим ставленникам на Земле. В тебе ее больше, — сказал я и состроил такую огорченную, смиренную мину на лице, что Мануил не мог не проникнуться.
Нужно же чуточку и польстить императору. Мне не сложно, если только для собственного блага.
— Ха! Ха! — рассмеялся император. — Ты хорошо стал ориентироваться в делах моей империи. Плут, но мне это нравится. Ты не ромей случаем? Может, я чего-то не знаю?
— Нет, василевс, я лишь дальний потомок правителя Польши, — отвечал я, все еще играя смиренного человека, ждущего гнева правителя.
— Вот как? Интересно. Ты, наверняка, дитя грехопадения. Не опасайся меня, я честность люблю. А мудрость, тем паче. Ты правильно оценил обстановку и принял мою сторону в споре с патриархом, — лицо Мануила резко стало серьезным, даже с оттенком злобы. — Мне доложили, что ты ранее стремился быть с моей будущей женой. Так ли это?
Вот я уже и в центре политических интриг. Меня предупреждали о том, что слухи о порочности невесты императора весьма полезны для зеленых, но еще больше нужны европейцам, которые планировали женить Мануила на ком-нибудь из Европы.
— Выбрали самого статного из русов, меня, молодого, и решили играть чувствами твоими, император, ну и моими тоже. Я обагрил бы свою саблю кровью сплетников. Где я? Как могу быть соперником великого василевса? Или где мой разум, чтобы даже думать об этом? — сказал я, причем нарочито громко, чтобы слышали те, кто толпился за троном императора в попытках расслышать наш разговор.
— Иван, а ты что скажешь? — задал вопрос русскому послу Мануил.
— Княжна не хотела ехать никуда из Руси, она не знала, насколько величественная империя и сколь прекрасен василевс. Вот и придумывала шальная девчонка причины, подставляя воеводу, без ведома его самого, вот только зашла с выдумками далеко, — отвечал Иван.
— Да, я заметил, что она умна и может интриговать. Передай, посол, моей будущей жене, что ее роль — поддерживать мои начинания, но никогда свои собственные, — сказал император, а Иван Гривень заверил его, что все передаст, но и сама княжна понимает место женщины рядом с таким сильным мужчиной, которым является василевс.
Далее разговор вновь прервался, так как зеленая колесница, наконец, пересекла черту последнего круга гонки, выйдя вперед. Сейчас готовилась вторая пара возниц, а распорядитель кричал в медную трубу о том, какие прекрасные колесницы начнут гонку и сколько у кого побед.