Огненная арена

Рыбин Валентин Федорович

— Я потом тебе все расскажу о Москве, Ариль, — сказал он.

— Ты думаешь, мне так интересно знать, о чем ты беседовал со своей москвичкой? — ответила с усмешкой Аризель.

— Ариль, в Москве я все время думал о тебе,

— Обо мне думал, а встречался с ней? — Но необходимо было встретиться.

— И где же ты встречался с ней, Ванечка?

— Не встречался, а встретился только один раз. Мы совершили прогулку на пароходе по Москва-реке.

— Ничего себе — встреча! — воскликнула девушка.

— Ну ладно, Ариль, ты просто немножко не в духе. Принести тебе пирожное? В буфете

у выхода есть всякие сладости.

— Ладно уж, не подлизывайся.

— Аризель, я люблю тебя, — шепнул он ей на ухо. — Хочешь я принесу покера и выпьем вместе, прямо из горлышка.

— Хочу…

Он встал и пошел к выходу. Спускаясь под трибуну, увидел на левой стороне Ратха. Джигит сидел с туркменскими парнями и уныло смотрел на поле. Нестеров поднял руку, но Ратх не заметил его.

* * *

Ратх был в жокейских брюках и сапогах. Атласную куртку и белый тельпек он снял в раздевалке. Надел обыкновенную, белую в полоску рубашку и соломенную шляпу, которую всегда носил в жару, вместо тельпека.

Как только джигит появился среди парней, они тотчас забросали его недоуменными вопросами:

— Разве ты сегодня не участвуешь, Ратх?

— Нет…

— Почему, Ратх? Ведь ты час назад проезжал Каракуша и все считали, что во втором заезде победителем станешь ты!

— Разве не видите, кто сидит на трибуне! — отвечал Ратх. — Черкезхан и отец там, вместе с генералом. Это они запретили. Пришел начальник конюшни, говорит: «Ратх Каюмов, вместо тебя сегодня участвует в заезде Тойли, такова воля вашего родителя и старшего брата».

— Вах, пропади моя голова! — возмутился один из сидящих. — До каких же пор отец будет гневаться на тебя? Подумаешь, нес венки и гроб христианина? Отец твой с русскими из одной чашки шурпу, плов ест — его же никто за это не преследует!

— Христианин — полбеды, — сказал Ратх, — Революционеров они боятся. За них преследуют. Отец — сердар, Черкезхан — офицер, а младший брат его, видите ли, с босяками в толпе пошел, да еще их гроб нес.

Парни замолчали, потому что говорить о таких сложных понятиях, как революционное движение, никто из них не посмел. Только один робко, вполголоса, заключил:

— Ай, сам шайтан не разберется в русских порядках. Но я думаю, если русские босяки начали требовать богатство у своих хозяев, значит и дехкане доберутся до своих баев.

— Хоз, дурачок, придержи длинный язык! — тотчас вмешался один из сыновей ишана, сидевший сбоку.

— Ай, чего молчать… Бедный с бедным, богатый с богатым. Мусульманин он или христианин — не имеет значения.

Высказавшись, парни принялись наблюдать за ходом скачек. Очередная восьмерка скакунов уже про» скакала полкруга и приближалась к зрителям. Ратх, прикрыв глаза полями шляпы, тоже стал смотреть на всадников. Но разговор об отце и брате и то, как они бесчеловечно обошлись с ним сегодня, отстранив от состязаний, вывели его из равновесия. Да что там сегодня? А тогда, когда вернулся он с похорон? Черкез первым подскочил к нему и с силой ударил по шее. Ратх не устоял на ногах. А когда поднялся и бросился на Черкеза, тут выскочил с ружьем отец, и, ругаясь, выстрелил. Если б не Нартач-ханым, может быть уже и не было бы на свете

Ратха. Заряд попал в землю. Оглушенный и перепуганный, Ратх бросился к воротам, а Каюм-сердар прокричал ему вслед: «Убирайся вон, мужицкий выкормыш, чтобы ноги твоей не было в моем доме!» С тех пор прошло почти три месяца, и Ратх ни разу не заглянул в родной дом. Жил он здесь, на конюшне, вместе с конюхом Никифором. Иногда ночевал у Романчи. Но сейчас клоуна в Асхабаде не было, уехал на лето в Ростов, и Ратх спал на сеновале или на топчане, что стоял возле конюшни. Обо всем, что творилось в родном доме, ему рассказывал Аман, с которым он виделся чуть ли не каждый день. Аман же приносил ему пищу. А вообще-то Ратх с Никифором готовили сами обед. Аман в скачках сегодня тоже не участвовал, но по другой причине. Еще неделю назад он отправился в Джунейд к чабанам, а на самом деле навестить Галию. Вспомнив об отъезде брата, Ратх тотчас подумал о Тамаре. В день, когда Аман собирался в пески, Ратх попросил: «Аман, будешь у чабанов, возьми у них три каракульских шкурки». — «Зачем тебе?»— «Я подарю Тамаре». Аман внимательно посмотрел на него и сказал: «Да ты, как я вижу, любишь ее крепко. Ладно, привезу. Но я на твоем месте умыкнул бы ее». — «Брось, Аман, зто тебе не Галия!» — На том братья и распрощались.

Мысли о Тамаре не давали Ратху покоя: почему она так долго не возвращается из Кизыл-Арвата? Обещала вернуться в сентябре, а шел уже октябрь…

После шестого старта генерал и его приближенные удалились с трибуны. В кресло Уссаковского сел начальник уезда Куколь-Яснопольский, а место губернаторского гостя занял Каюм-сердар. Скачки продолжались. Было еще несколько заездов. Но вот и последний подошел к концу. Начальник уезда вручил приз победителю, оркестр сыграл марш и публика рекой потекла к воротам.

Ратх, стоя на скамье и поджидая пока схлынет толпа, вдруг увидел Нестерова. В сером костюме и соломенной шляпе, он шел под руку с Аризель. За ними — Ксения, Арам и Андрюша. Ратх побежал по скамейке, затем спрыгнул наземь и, пробиваясь сквозь толпу, догнал их у самых ворот.

— Иван Николаевич! — окликнул он. Нестеров оглянулся.

— А, вот ты где! А я тебя потерял из виду. Ну, здравствуй.

— С приездом, Иван Николаевич, — сказал Ратх и подал всем руку.

Тихонько пошли к обочине, где стояли фаэтоны и один дилижанс.

— Почему не участвовал в скачках? — спросил Нестеров. — Что-то не слышал твоей фамилии.

— Ай, поругался со своими, — махнул рукой.

— Что ж, если поругался, то и на коня обиделся? Или седло тесным стало?

— Двор тесным стал. Отец прогнал со двора… За то, что был на похоронах Людвига.

— Боже правый, — возмутилась Ксения. — Ему-то что плохого сделал Людвиг?

— Ему-то и сделал, — сказал Нестеров. — Разве ты забыла, Ксана, что отец джигита — аульный арчин.

— Ах, да…

— Сегодня арчин — завтра царский полковник, — добавил Асриянц.

Аризель с сожалением посмотрела на Ратха и перевела взгляд на Нестерова:

— Ванечка, но где же он живет, если его прогнали из дому?

— Законный вопрос, — согласился Нестеров. — Есть у тебя квартира, Ратх? Где ночуешь?

— Здесь, на конюшне, — отозвался он.