«Огненное зелье». Град Китеж против Батыя
Шрифт:
Поднялся и я, стараясь не выдать своего удивления. Пробежал взглядом по сверхпожилому драгуну. Отметил крепкие ладони, коренастость фигуры, а главное, взгляд человека, много повидавшего. Надо сказать – коллега, то есть вояка.
– Тогда будем знакомы! – Я улыбнулся и протянул руку. – Владимир Иванович Велесов.
Он пожал, очень крепко пожал. Хм, а силы у деда достаточно, несмотря на возраст. Видя, что он собирается вывалить кучу вопросов, остановил:
– Матвей Власович, все вопросы позже. Первым делом надо кое-что сделать.
– Да-да, я понимаю, – закивал драгунский старлей, – добро, взятое на меч, счесть…
Эк,
– Нет, Матвей Власович, – перебил я деда и показал на связанного степняка, – надо языка допросить: кто, где и сколько. А вы пока, вон, девушке помогите, а то второй раз в обморок падает.
И, оставив Кубина возиться с соратницей по плену, первым делом сходил и забрал у сосны карабин и ранец, вернулся, сложил все у телеги и подошел к связанному кочевнику. Тот уже пришел в себя и явно попытался освободиться, но только хлопотное это дело. Руки-ноги я ему спутал хитрым узлом, с петлей на шее. Любая попытка развязаться пресекалась удушением. Степняк, стараясь меньше шевелить конечностями, смотрел на меня с ужасом. В глазах читалось острое желание дать стрекача. Я «мило» улыбнулся, желая спровоцировать словоохотливость пленника, но такой реакции не ожидал – монгол дернулся и сразу стал пунцовым.
Вот ети! Выхватил нож и полоснул по веревке, пресекая неожиданный суицид.
– Шеитэн! – выдохнул степняк и закашлялся.
Немного посмотрел на то, как пленник ерзает, стараясь отодвинуться от меня, затем спросил:
– Таны нэр юу вэ? [1]
Кочевник заморгал, и к испуганному выражению лица примешалось удивление. Не понял, что ли? Или от шока свое имя позабыл? Странно, вроде бы правильно сказал. Монгольский язык я знал не очень хорошо, так сказать, бытовой минимум. Есть в Монголии небольшой городок – Сайн-Шанд, где мы прожили шесть лет в военном городке. Там же в школу ходил и с монголами общался. Вот и изучил немного. Родители у меня были полиглоты. Отец знал английский и французский, а мама – английский, немецкий и испанский. Так что задатки к знанию языков я имел. Однако за много лет монгольский подзабылся, вот и не понимает меня этот монгол. Или язык потомков Чингисхана за века сильно изменился, хотя вряд ли. А может, этот узкоглазый тип дурку включил? Не зря же пытался покончить с собой.
1
Таны нэр юу вэ? – Как тебя зовут? (монгольск.)
Потер пальцем клинок «Карателя» и повторил вопрос:
– Таны нэр юу вэ?
Моргает и молчит. Схватил монгола за грудки и приложил о землю. Сильно. Затем нажал на точку за ухом и сразу зажал рот пленнику. Посмотрел ему в глаза.
– Таны нэр юу вэ? – убрал руку, но без результата. – Вот упрямый монгол попался!
Стоп, чего это он влево глазами стрельнул? Там только труп. Кстати, в хорошей кольчуге, которая ему не помогла. А может, это не монгол вовсе? Поэтому не понимает? Однако среагировал на мои слова.
– Монгол, монгол, монгол, – повторил я несколько раз, наблюдая за реакцией. Затем спросил – где находятся остальные кочевники, вновь нажимая на болевую точку. – Та хэр олон байдаг ба бусад ньхаана байна вэ? [2]
– Тешенмий… –
Здрасте, приехали! Это точно не монгол. Не монгольский говор, уж наслушался за шесть лет. Может, татарин какой?
– Матвей Власович! – позвал я Кубина.
– Да, Владимир Иванович? – подошел дед, с интересом посмотрев на степняка.
2
Та хэр олон байдаг ба бусад ньхаана байна вэ? – Где находится ваше становище? (монгольск.)
– Вы случайно татарским языком не владеете?
– Увы, – развел руки старик.
– Жаль.
Тут я увидел, что он еще бос.
– Матвей Власович, вы бы обулись. Поищите вон в хламе на телегах. Кстати, что там с девушкой?
– С Софьей Ильинишной все в порядке. Напугана сильно. Владимир Иванович, не трудитесь с этим кощим, я знаю, где толмача сыскать. У купцов.
Посмотрел на степняка. И действительно! Ударом по шее вырубил пленника и связал его опять особо, но без петли на шее. Просто руки и ноги вместе.
Кубин вовсю колдовал у костра. На огне стоял котелок с водой, рядом грелось мясо, насаженное на заточенную палку. Я хмыкнул, хоть бы саблю вон взял, а обулся-то… впрочем, его дело.
– Владимир Иванович, – почти взмолился старик, – не томите. Расскажите все! Кто, откуда, а главное – КОГДА?!
Эк, как он вопрос выделил!
– Что же, теперь можно и поговорить. – Я взял небольшой тюк с какой-то рухлядью, бросил рядом с костром и присел. Покосился на девушку, сидящую у телеги и настороженно наблюдающую за мной, и сказал:
– Итак, я Велесов Владимир Иванович, из России две тысячи двенадцатого года.
– Две тысячи двенадцатого! – потрясенно повторил дед.
– А вы, я так понимаю, конец девятнадцатого – начало двадцатого?
– Тысяча девятьсот четырнадцатый год, – вздохнул Кубин.
– И сколько вы тут?
– Тридцать лет уж. Мне тридцать пять было, как мы в прошлое попали.
– Мы?
– Четверо нас было. Как сюда попали, не знаем. С гостей ехали, заплутали, на ночь в лесу остановились. Утром выехали, а навстречу семь конных, странно все одеты. Хотели убить нас, только хлопотно это. Отбились, но брат мой рану в живот получил. Через день умер.
И Кубин перекрестился.
– А дата? То есть число какое было?
– Двадцать седьмое июля было. А в чем дело?
– На следующий день война началась, Матвей Власович. На ней больше десяти миллионов погибло.
– Господи! – он застыл с закрытыми глазами. Затем потребовал: – Говори!
Я начал рассказывать о Первой мировой все, что знал. О русских войсках, о первых победах, затем о поражениях. Кубин сидел, катал желваки и смотрел на костер. Но как только начал говорить про то, что случилось позднее, то вскочил:
– Не верю! – Вскочивший Кубин сделал три шага от костра. – Нет! Не верю! Не может такого быть!
Вернулся, сел на положенные на землю седла и, смотря мне в глаза, спросил:
– Как такое может быть?
Я пожал плечами:
– Все причины и предпосылки я уже упомянул. Больше добавить нечего. Одно могу сказать – как говорили не раз – страну просрали, извините за мой французский.
Кубин кашлянул:
– А французы тут при чем?
– А приговорка такая, не обращайте внимания.