Огненные птицы
Шрифт:
А в этой последней войне Лой и Мануэль делали общее дело с басками в Пиренеях, неподалеку от границы с Францией. Васки тоже ратовали за независимость. Это помогало им встать в оппозицию испанскому правительству в вопросах нейтралитета по отношению к странам оси Берлин – Рим – Токио. Это были выносливые, крепкие жители гор, которым было героизма не занимать и которые смогли по достоинству оценить героизм этой замечательной женщины. И это имя Ла Гитанита стали использовать для того, чтобы предупредить о серьезной опасности, и о том мужестве, которое требовалось для ее преодоления.
После войны Лой заслужила право быть любимой и нужной, и уважаемой.
Именно поэтому Лой была так шокирована тогда, в конце сорок девятого года, когда обнаружила, что беременна. Поначалу она в это не поверила. Она всегда была очень осторожна в этом смысле, в ее памяти были еще свежи воспоминания об Эмери. К тому же, ей было уже тридцать два года и казалось невероятным забеременеть в этом возрасте. Но тем не менее это случилось. Лой отправилась в Барселону, где ее никто не знал, и там прошла медицинское обследование, которое подтвердило факт беременности: по меньшей мере два месяца, сеньора, может быть три…
Она была не в себе. Раз десять в течение нескольких последующих недель она порывалась рассказать обо всем Диего, но не могла на это отважиться. Диего был человеком весьма прагматичным. Как бы он ее ни любил, он тогда не был готов к тому, чтобы столкнуться с подобной реалией своей жизни. Диего стал бы настаивать на аборте, он бы все блестяще устроил, все прошло бы так, что никто и подкопаться бы не смог. Однажды она уже пережила пример такого блестящего подхода, но во второй раз Лой не смогла бы этого перенести. Может быть, существовали такие женщины, которым это было все равно. Но ей – нет. Она решила затребовать уплаты всех долгов.
– Диего, я хотела бы немного развеяться и съездить ненадолго в Париж.
– В Париж? Ну, хорошо, надеюсь, что это действительно ненадолго. Я бы с удовольствием поехал с тобой, только вот мне не видать в этом году отдыха, как своих ушей. Работы – пропасть.
– Я понимаю. А вот насчет того, чтобы ненадолго, это как сказать. Месяцев на шесть, я думаю…
Его это слегка ужаснуло. Лой погладила его по волосам, понимая, что она затевала рискованную игру. В свои сорок лет Диего был мужчина, которому не способна была солгать ни одна женщина, стоило ему лишь посмотреть ей в глаза. Но она знала и другое, то, что он обожал ее и всегда будет обожать, что она была единственная настоящая любовь в его жизни, а также то, что узы, соединявшие их, могли устоять перед таким испытанием, как полугодовая разлука.
– Не смотри на меня так, – добавила она. – Я вернусь, дорогой. Просто дай мне немного передохнуть, пожалуйста.
Он всегда знал, когда ей можно и нужно уступить, если видел, что она желала этого по-настоящему. И он согласился.
Париж был выбран Лой не случайно. Ей было известно, что Аманда, она так и продолжала называть ее Амандой, вместе с Шарлоттой поселились там, едва закончилась война. Они могли бы присмотреть за ней и помочь ей составить какой-то план на ближайшее будущее.
– Но что ты будешь делать с ребенком, когда он появится на свет? – полюбопытствовала Аманда-Ирэн.
– Не знаю еще. Сейчас меня занимает лишь то, как его родить. Много лет назад я делала аборт, второй аборт я делать не собираюсь.
Аманда-Ирэн посмотрела на нее с искренней симпатией. Шарлотта же расхохоталась.
– Не обращай на нее внимания, дорогая, – успокоила ее Аманда-Ирэн. – У нее не все дома, клянусь, что это так.
Новоиспеченная Ирэн и вправду уже
Когда Аманда в ипостаси Ирэн вернулась в Англию, она обнаружила, что Шарлотта очень изменилась. Может быть, она считала, что теперь Аманда-Ирэн окончательно в ее руках. И та должна была выполнять все, что бы ни пожелала Шарлотта. Неважно что. И теперь это не было игрой в тиранию, какими-то невинными проделками их первых месяцев знакомства. Теперь все было вполне серьезно. А иногда просто уродливо и даже болезненно. Доходило до издевательств, однажды Шарлотта затушила о ее тело окурок сигары. Вот этого Аманда-Ирэн уже выдержать не смогла и на какое-то время исчезла. Шарлотта, убоявшись этого, никогда впредь не позволяла себе ничего подобного.
Когда Шарлотта настояла на том, чтобы переехать в Париж, а поскольку у Аманды-Ирэн не было средств, чтобы жить самостоятельно, отдельно от Шарлотты, ей ничего не оставалось как отправиться с ней. Она надеялась, что там, во Франции все уладится. Но, наоборот, все стало гораздо хуже.
Шарлотта вела себя в соответствии с самыми отвратительными традициями женского лесбийского братства. Ей ничего не стоило притаскивать своих очередных новых подружек на Левом берегу к ним на квартиру. Ирэн должна была принимать участие в этих сомнительных увеселениях. Причем, какими именно должны быть эти увеселения, решали Шарлотта и ее гости. В Аманде-Ирэн росла ненависть, но она не знала, как от всей этой мерзости избавиться. И та Аманда, которую Ирэн встретила в Париже, подруга ее детства, представляла из себя жалкое и печальное зрелище – это была запуганная, робкая женщина, в глазах которой ничего, кроме забитости и деградации, не было. Реакция Лой могла бы быть более негативной, если бы она сама на собственном опыте не пережила бы ничего подобного.
Лой поселилась в маленькой гостинице на Монмартре и оставалась там до самых родов. Все оказалось не таким уж страшным, как ей думалось. В этой же гостинице жила одна очень приятная супружеская пара: молодой симпатичный англичанин и его жена француженка. Лой подружилась с ними и они очень много ей помогали.
Звали этого англичанина Гарри Крамер, его жену Клодетт. Именно она навела необходимые справки и отыскала для Лой очень квалифицированную акушерку. Лой тщательно соблюдала все предписания, питалась так, как ей было указано. Часто она обедала вместе с Крамерами, ходила на долгие прогулки, иногда ее сопровождал Гарри, и много отдыхала. Присутствие в Париже Шарлотты и Ирэн, ее дружба с четой Крамеров, вселяли в Лой чувство защищенности и уверенности. Это было, хотя и весьма странное, но тем не менее счастье.
– А что же потом? – не уставала ее спрашивать Ирэн. – Что ты собираешься делать с ребенком?
– Я не знаю. Может быть отдам его в приют, – тихо ответила Лой. – Вряд ли у меня будет возможность поступить по-иному.
Мысль эта всегда портила ей настроение, и она предпочитала не развивать эту тему.
Двадцать второго марта пятидесятого года в маленькой частной парижской клинике появилась на свет дочь Лойолы Перес и Диего Парильеса Мендозы.
– Я назову ее Лили, – объявила Лой, прижимаясь к мягонькой щечке дочурки.