Огненные птицы
Шрифт:
В свои семьдесят Диего был еще хоть куда. Худощавый, подтянутый, но не костлявый, наоборот, весь точеный, лощеный, отполированный. Это была та твердость, против которой не способна устоять ни одна женщина, ее можно было назвать отточенной до мастерства. Мужчины мгновенно видели в нем человека, способного создавать законы, но редко соблюдать их. Находились и такие, которые заявляли, что этот Диего от гангстера недалеко ушел, но заявляли втихомолку. Разумеется, своим видом он никак не мог напоминать бандита. Сейчас, когда он склонился, сидя за своим столом над каким-то очередным отчетом,
Этот отчет очень заинтересовал его. Это была вновь образованная фирма, в которую входила молодая девушка с таким старомодным именем, что заинтриговала его. Он даже произнес его вслух – Лили. За свою долгую жизнь он научился тому, что в жизни нет ничего предписанного заранее, предсказуемого, но и одновременно он был приучен доверять своим инстинктам. Этот сдвиг в той ситуации, которая казалась ему неизменной, мог означать очень многое. И чем бы это ни оказалось, с этим ему придется иметь дело.
Он взглянул на часы, стоявшие на столе под стеклянным колпаком на другом конце кабинета. Они представляли собой некий вращающийся мини-агрегат со сферами, стержнями. Так, вероятно, могла бы выглядеть машина времени или вечный двигатель. Неумолимо отсчитывались секунды, минуты, часы, дни. Эта штуковина всегда вводила его в заблуждение. При виде ее его не покидало чувство, что его каким-то образом надувают. Теперь в Мадриде было три часа дня, следовательно, в Каракасе должно быть девять утра. Он наклонился и нажал кнопку звонка. Мгновенно в дверях возникла фигура его секретаря.
– Слушаю вас, дон Диего.
– Мне нужен разговор с Каракасом. С сеньором Кортесом. Сию же минуту.
Кивнув, секретарь удалился. Две минуты спустя на столе Диего мягко зазвонил телефон. Лишь только он снял трубку как от его расслабленности, граничащей с умиротворенностью, и следа не осталось. Из него так и прыскала энергия.
– Ну, здравствуй, дружище. Как у тебя дела?
– В общем, все прекрасно. А у вас, дон Диего?
– Тоже хорошо, благодарю тебя.
Время формально вежливых фраз миновало. Надо было переходить к делу.
– Послушай, Сантьяго. У меня есть одна очень важная информация. Без твоей помощи не обойтись. Так что давай собирайся и прилетай в Нью-Йорк.
– Это невозможно, – запротестовал поэт.
Ему была до черта и сама информация, полученная этим доном Диего, и степень ее важности.
– Не могу я лететь в Нью-Йорк. Я сейчас работаю. Весь в работе. После стольких лет молчания моя муза вновь посетила меня, дон Диего. Я полон вдохновения. Я уверен, что на сей раз это станет моим шедевром. Это будет новая эпическая поэма о лошадях.
– Сантьяго, даже в том случае, если это и действительно станет твоим, как ты выразился, шедевром, то денег за него тебе может хватить от силы на полгода.
– Да, но ведь в жизни есть вещи и поважнее денег, друг мой.
– Серьезно? Что-то я не замечал. Ты отправишься в Нью-Йорк, Сантьяго. И сделаешь это в течение ближайших дней. Я закажу для тебя билет на самолет, и он будет дожидаться тебя в моем офисе в Каракасе. И ты очень тщательно
– Как я устал от всего этого… Год за годом я у тебя на побегушках, выполняю для тебя разные мелкие, но достаточно неприятные поручения. – Голос Сантьяго изменился. – Да, конечно, я ведь марионетка на веревочках, но когда-нибудь я обрежу эти веревочки, Диего, и ты…
– Нью-Йорк, – холодно повторил человек в Мадриде, прервав эти эмоциональные излияния.
Он купил для себя этого Сантьяго много лет назад. Просто этого человека можно было купить задешево, только и всего. Такие обычно дорого не стоили.
– Я уверен, наша милосердная сеньора Перес будет в восторге от еще одного твоего визита.
Позже, в этот же день поэт сидел за обедом в ресторане одного из лучших отелей Каракаса. Обычно визиты в такие заведения были ему не по карману. Чек, получаемый доном Сантьяго от дона Диего, был мелковат для того, чтобы стать здесь завсегдатаем. Ценность этого чека состояла в том, что он приходил регулярно. Это был тот доход, на который Сантьяго мог положиться полностью. Вот только своим искусством, поэзией приходилось жертвовать. Он должен был оставаться мальчиком на побегушках у Мендоза. Но придет время и он свое возьмет!
Сегодня он был гостем человека, с которым разговаривал по телефону вскоре после звонка из Мадрида.
– Это Сантьяго Кортес, – сказал он. – Мы с вами познакомились вчера вечером, вы меня помните?
Эндрью Мендоза помнил его. И теперь они обедали. Сердце у Сантьяго колотилось так, что он чуть ли не ушами слышал его стук. Да, без сомнения, обман – дело нехорошее, но отомстить – слаще этого не бывает. А этот молодой человек, казалось, готов был лопнуть от вопросов. Сантьяго заметил это, как только они познакомились, стоило поэту лишь заикнуться, что, он знаком с семьей Мендоза из Испании.
– Я очень тронут вашим чутким отношением к прошлому вашей семьи, – сказал Сантьяго.
– Меня, вероятно, можно назвать любящим и внимательным родственником, – сухо ответил Энди. – Меня всегда интересовали проделки моих тетушек, дядюшек и двоюродных братьев. Вы говорите, что были дружны с ними в конце тридцатых? В Кордове?
– Был.
– Этот период меня очень интересует, – сказал Энди.
– Понимаю вас. Это было очень интересное время для Испании.
Сантьяго забавляла эта игра. Этот молодой англичанин пытался все время подтолкнуть Сантьяго поведать ему о том, что происходило в тридцать девятом году в Кордове. Сантьяго было известно очень многое, но он не собирался выкладывать все. Опасно было забывать о том, что объятия этой семейки были очень и очень широки – все те издательства, которые публиковали стихи Сантьяго, были прикуплены Мендоза. Но он скажет достаточно для того, чтобы у этого молодого человека слюнки потекли, но не больше. Это может доставить этому Диего чуточку хлопот, чуточку осложнить ему жизнь, ничего – пусть этот подонок повертится немного! Но он ни в коем случае не должен быть словоохотливым настолько, чтобы те смогли догадаться от кого исходит эта информация.