Огненные птицы
Шрифт:
Взглянув на часы и убедившись, что у нее оставалось четверть часа свободного времени, Лили вошла в магазин. Она не обратила внимания на скопление людей в дальнем конце его. Первое, что бросилось ей в глаза, была стопка одинаковых книг. Обложки их были бело-синими, на них была изображена шестиконечная звезда Давида, отплетенная колючей проволокой. Титул гласил «Агония. Очерки о политике Израиля на Западном берегу».
Она взяла в руки один экземпляр. С последней страницы обложки ей улыбался Энди. Худощавое лицо, проницательные глаза с легким, едва заметным, презрением, глядящие на этот мир, почти неуловимая усмешка. Лили смотрела на фотографию,
Что ей оставалось делать? Повернуться и убежать? Остаться стоять как вкопанная? Плюнуть ему в лицо? Заговорить с ним как ни в чем не бывало? Никакого выбора у нее в действительно не было. Была лишь иллюзия выбора. Лили внезапно парализовала какая-то умильная, трогательная радость и безграничное отчаянье. Этот момент наэлектризованности ожидания, как ей показалось, длился вечно, хотя на самом деле занял секунду или две. Внезапно в ее визире возникла какая-то миссис из почитательниц Энди и заслонила его собой.
– Мистер Мендоза, мне бы хотелось познакомиться с вами, потому что…
Энди повернулся к этой женщине и, улыбнувшись, взял у нее из рук свою книгу, потом заговорил с ней, а Лили, уронив на пол свой экземпляр «Агонии», который она держала в руках, бросилась наутек.
В течение двух дней она боролась с приступами тошноты и с жаром, перемежавшимися с оцепенением и холодом, таким образом, что не помогало включенное на полную мощность паровое отопление. «Как же это все-таки странно, – говорила Лили себе. – Ведь все вроде должно было кончиться еще четыре года назад». Позже выяснилось, что она подцепила грипп и ее состояние объяснялось не той случайной подвернувшейся возможностью лицезреть Энди Мендоза. Но она поняла и другое, и это ее очень угнетало – она больше не сможет выдерживать такие встречи, а предугадать или избежать их было невозможно. Лондон, без сомнения, огромен, но и Энди, и она были теперь, в известной степени, людьми заметными и, если пользоваться возвышенно-поэтическим языком, их тропам суждено было когда-то скреститься.
В воскресенье она выбралась из постели и из дома, заставив себя сделать это для покупки газет в надежде, что они отвлекут ее от мыслей об Энди. Стоило ей раскрыть первую, как она увидела, что «Агония» стоит на первых местах всех списков бестселлеров, а «Обсервер» поместила рецензию на эту книгу и сообщение о том, что Энди Мендоза встречался с израильским послом.
– С каких пор вы стали экспертом по ближневосточным вопросам, мистер Мендоза? Мне кажется, раньше этот регион не входил в круг ваших исследований и вы создавали себе репутацию в других областях творчества?
– Я эксперт в вопросах злоупотребления властью теми, кто облечен привилегиями, господин посол. А именно это и происходит на западном берегу реки Иордан. И, будучи одним из тех, чьи корни по сути дела те же, что и у вас…
Скомкав газету, Лили выбросила ее в мусорное ведро.
В этот же день, позже, включив радио, она услышала голос Энди. Это было его интервью, которое он давал вместе с госсекретарем США. Короче говоря, выхода не было – от
Было ли это действительно плохо? Ведь был же какой-то маленький, ничтожный, как атом, моментик, когда он уже открыл рот, чтобы заговорить с ней тогда, в книжном магазине на Мэйда Вэйл. Может быть сейчас, сегодня, он уже вышел из той спячки, или как там называлось его состояние, в котором он пребывал в течение всех этих четырех лет и он снова готов быть с ней, любить ее? Может быть, они могли бы попытаться начать все сначала? Лили нашла в себе силы признаться в этом за эти два ужасных дня. Она была готова душу отдать свою за то, чтобы все это началось снова. А если Энди не был способен разделить ее чувства? Ведь, если бы он хотел, он бы нашел способ встретиться с ней или хотя бы позвонить… Хорошо, даже если бы у него не хватило духу ни позвонить, ни встретиться: из-за мучившего его стыда и чувства вины, то уж тогда, в магазине, ему ничего не стоило бы удержать ее.
– Лили! – мог бы он прокричать ей вслед. – Подожди, пожалуйста, не уходи!
Он мог бы выскочить за ней на улицу, втащить в магазин, в кафе, в паб…
Но все это были иллюзии. Не было сомнений в том, что Лили Крамер больше не интересовала Энди Мендоза.
И вдруг вся Англия стала давить на нее. Теперь эта страна больше не была ее Англией. Она сейчас принадлежала Энди. Здесь она обречена на то, чтобы всегда быть в его власти и на вечную боль. Ей оставалось лишь бежать отсюда.
Лили позвонила Питеру Фоулеру.
– Питер, что собой представляет Нью-Йорк?
– Нью-Йорк? Все, что ты о нем читала, все, что тебе о нем приходилось видеть в кино или по телевизору. Большое Яблоко. Вымирающий город. Пристанище богатейших и величайших, равно, как и подлейших. Место, где ставки – до небес, а к славе не дорвешься. Ну что, и дальше продолжать перечисление штампов?
– Да нет, не надо, – ответила Лили. – Этих с меня вполне хватит.
– Да-а… думаю хватит. Лили, ты подумываешь о том, чтобы сорваться в Нью-Йорк?
– Может быть, – это было все, что она могла в данный момент сказать.
Но это было не «может быть», а уже принятое решение.
В ящике стола она отыскала визитную карточку Дэна Керри и в понедельник позвонила ему.
В течение многих часов полета в Нью-Йорк Лили не выпускала из пальцев треугольничек золота. Он был ее талисманом, знаком, найденным ею давным-давно, в незапамятные времена, еще в Филдинге. Она приделала к нему петельку, и теперь он висел у нее на цепочке на шее. Она размышляла о загадочных словах на древнееврейском, выгравированных на нем «… позабуду тебя…» Она летела домой, чтобы забыть, она летела домой, чтобы помнить.
Эти первые несколько месяцев жизни Лили в Америке были до предела заполнены работой, связанной с телепередачей, где она была ведущей, и права на которую Ден Керри продал одной кабельной станции. Вначале у Лили была мысль назвать шоу «Переходящий праздник», но эти сочинители, эти творчески мыслящие выдумщики с телестанции не согласились с ее вариантом и склонились к более прозаическому «Вкусно, как дома». Они утверждали, что это понятнее и доступнее телезрителю. Лили быстро осваивала правила игры в этом новом для нее мире и, пожав плечами, не стала им перечить, хотя ни на минуту не сомневалась в убожестве этого названия.