Огненные птицы
Шрифт:
– Ты права, я в это действительно не могу поверить.
– Это правда. И не забывай, Энди никогда не имел ничего общего со своей семейкой. Он не входит в «Группу Мендоза», которую мы знаем и любим и, конечно, шансов у нас один к миллиону, что он может что-нибудь знать касательно нашего дела, но меня же не убудет, если я к нему обращусь!
– Лили, а ты уверена, что можно довериться этому парню? Я не имею в виду ваши сердечные дела – это твое личное дело. Но ведь Мендоза – сила, с которой приходится считаться. Это ведь самые из самых… Как Морганы или Ротшильды, только еще значительнее.
– Я
– Как ты можешь говорить такое после…
– Питер, не задавай слишком много вопросов, прошу тебя, – не дала ему договорить Лили.
Он замолчал и в трубке было слышно лишь его дыхание.
– Хорошо, родненькая моя. Ты – босс. Не упусти эту возможность…
– Постараюсь. Я позвоню тебе, как только что-нибудь разузнаю.
– Или что-нибудь услышишь от нашей Лой.
Оба сообщения Энди содержали одно и то же: просьбу позвонить ему. Она позвонила. Похоже, что он не отходил от телефона – трубка была снята после первого гудка.
– Где ты была? Я уже стал беспокоиться.
Будто и не было этих десяти лет. Будто они наизусть знали ежедневные дела друг друга.
– Энди, я – работающая женщина. И у меня рано утром была запись на студии.
– Да, да, конечно… Глупо было с моей стороны… – похоже такой ответ его раздосадовал. – Послушай, мне кажется, ты не совсем поняла мои сбивчивые объяснения вчера вечером. И это меня мучит – все мучившее и переполнявшее его перетекало к ней через лишенные эмоций телефонные линии. – Я перестал общаться с тобой, потому что боялся, что ты можешь опознать Ирэн. Я надеялся на это, конечно. Но и дальше в поисках идти я не мог, не рассказав тебе об этом. Ты меня понимаешь?
– Да. Энди, все в порядке. Эту часть твоего объяснения я поняла. Но я тебе уже говорила, что не собираюсь ломать голову над тем, участвовала ли моя мать в этом преступлении или нет. Я в это не верю. Просто-напросто, это не в ее духе…
Он никак не отреагировал на ее слова.
– Ты уже обедала? Если нет, так может, вместе пообедаем?
– Ладно. Почему бы и нет? – она чуть было не пригласила его к себе.
У нее в холодильнике оставался какой-то салат. Но, конечно же, не стала. Она еще не была готова для того, чтобы броситься в кухню и начать стряпать обед для него. Трудновато было пока как ни в чем ни бывало, по прошествии десяти лет, бросаться в тот образ жизни, который когда-то приносил и ему и ей столько приятных минут. Очень может стать больно потом, когда все это во второй раз кончится…
– Энди, недалеко от твоей гостиницы есть одно чудное место «У печального Билли». Это на Пятьдесят шестой улице, между Бродвеем и Седьмой авеню. В сторону центра города. Это близко и ты не должен заблудиться. Через сорок минут встречаемся там.
Ресторан был полон народу. Он сидел в ожидании ее за стойкой бара, но столик уже был заказан.
– Мне было сказано подождать десять минут, ты чего-нибудь выпьешь?
– Перье с лимонным соком.
– Ты что, все помнишь о своей диете? – спросил он и улыбнулся.
И это была его прежняя улыбка, и она снова сидела с ним в той брайтонской кондитерской, уплетая пирожные с кремом и сокрушаясь по поводу своей фигуры, и пытаясь сообразить, с какой
– Я все еще помню очень многое, – ответила Лили.
– Ты такая же, как и была, и в то же время другая, – ласково произнес Энди.
Пальцем он дотронулся до ее щеки.
– Я забыл, что твои глаза меняют цвет, когда ты одета в синее.
На ней была темно-синяя блуза и брюки от Кэлвина Клейна в клетку тоже голубого оттенка и очень подходивший к ним по цвету пиджак. Синий был любимым цветом Энди. Неужели она выбрала его намеренно? Вряд ли она смогла бы ответить на этот вопрос, может все произошло помимо ее воли? Прикосновение пальца Энди будто обожгло ее щеку. Он довольно долго смотрел на Лили, его тигриные глаза не мигали за стеклами роговых очков, потом он опустил взгляд.
Через несколько секунд появился метрдотель, церемонно дотронулся до локтя Энди и отвел их к только что освободившемуся столику. Появился официант, весь такой свеженький, чуть агрессивный экстраверт.
– Привет, ребята. Меня зовут Бобби и я вас сегодня с полудня обслуживаю. Сегодня у нас… – и начал перечислять длиннющий список блюд, подлив, соусов, гарниров – невозможно было уследить, тем паче узнать, сколько это стоило и что собой представляло.
– Ты что-нибудь запомнила из этого? – спросил Энди, когда юноша удалился.
– Не думаю, что очень много. Достойная сожаления привычка не давать в руки меню, и она распространяется. Я всегда их ругаю, как могу, на телевидении, но… Сам видишь, каково мое влияние на массы, – с легкой грустью усмехнулась она.
– Кстати, здесь подают совсем недурной салат из спагетти.
– Терпеть не могу их холодными.
– Да отбрось ты эти твои островные предпочтения. Живете на йоркширском пудинге и ростбифе и безумно рады.
В конце концов ей удалось его переубедить, и они заказали этот салат – фирменное блюдо ресторана. Он был превосходен.
– Нет, мне кажется, что я все-таки люблю холодные спагетти, – признался Энди.
– Никакие это не спагетти, они с ними и рядом не лежали. Это фузильи, – Лили продемонстрировала ему макаронину, по форме очень напоминавшую штопор для открывания бутылок. – Разные по форме макароны по-разному называются и требуют других соусов и других рецептов приготовления.
– Если ты так настаиваешь…
Она перестала жевать.
– Что, я очень тебе досаждаю? Достаю тебя, как ты бы выразился?
– Может только совсем чуточку. Видимо, ты это делаешь для того, чтобы избежать разговора на менее приятную тему. Ты подумала над тем, что я тебе говорил?
– Конечно, подумала. Но мне хотелось бы обсудить сейчас не это, а другое. Этот твой вопрос ждет разрешения с тридцать девятого года, подождет и сейчас. Разве не так, Энди!
– Все правильно, – не стал спорить он.
Энди обладал даром без особого труда враз завоевать ее расположение. Так было всегда и так оставалось сейчас. И это поразительное умение слушать и вникать очаровывало не только ее, но и многих других людей, иначе это заставляло их выкладывать ему всю подноготную с тем, чтобы он потом соответствующим образом описал ее в своих книгах. Это в известной мере недоставало ей.