Огненные слёзы
Шрифт:
— Я принимаю твой ответ. Скажи, девушка, упавшая с неба, как ты оказалась на том корабле? Зачем тебе понадобилось покидать Город-за-Стеной?
Юта сжала руки в кулаки, ощутив при этом, как мамин кулон впился в ладонь. Голова вдруг закружилась, и ей показалось, что сейчас она упадет с лестницы.
— Мне предложили работу на орбите, — медленно проговорила она, подбирая каждое слово. — В небе есть ещё корабль, большой, во много раз больше того, на котором я летела. Им нужен был повар, они платили хорошие деньги, и мой друг помог мне туда устроиться.
Это было лишь наполовину ложью, и Юта надеялась,
Турраг выдержал небольшую паузу и сказал:
— Хорошо. Имеет ли кто-то из атлургов что-нибудь против девушки, пришедшей с небес?
Народ умеренно загудел. Видимо, это означало «нет». Канг медленно заговорил. Его голос зазвучал громче, разносясь над шумом толпы.
— Утегат испокон веку живёт по законам, установленным старейшинами Первого Города. Города Богов, основанного Первыми Изгоями. Наши предки положили нам наш уклад жизни, создали законы и главное — заповедали чтить богов.
Эти боги когда-то провели их через пустыню живыми и невредимыми, чтобы они могли основать здесь первый город. И эти же боги привели к нашим дверям этого изгоя. — Турраг протянул тонкую костлявую руку, указывая на Юту, и она почувствовала на себе взгляд многоликой толпы, волнующейся внизу.
— Последний изгой пришёл в Утегат шестнадцать лет назад. Теперь к нам снова пришёл изгой, — это благословение от Руга. Бог доволен своими детьми, — вынес Канг свой приговор. — Мы вознесём молитвы богам и поблагодарим их за расположение через две недели, на празднике Куду — Бога Воды, дарующего жизнь.
Атлурги зашумели сильнее. Гул их голосов наполнял зал жужжанием пчелиного роя. Они громко кричали и выражали одобрение словам Канга, в то время как он продолжал:
— Готова ли ты жить в Утегате до конца своих дней, служить ему верно и самозабвенно? Готова ли стать одной из нас и назваться атлургом?
Юта хотела ответить, но у неё перехватило дыхание, и она только кивнула. Конечно, она не была готова остаться здесь, под землёй, до конца своей жизни и совершенно точно не собиралась служить никаким атлургам или городу, или чего там ещё от неё хотели. Но она совершенно ясно понимала, что выбора у неё нет.
Она оказалась поймана в ловушку из песка и солнца, в десятках, а может, и сотнях километров от родного города. Чужая там, потерявшая всех, кто был ей дорог, и чужая здесь, в этом странном месте, она вдруг со всей болью осознала, что стала именно тем, кем её здесь называют, — изгоем.
***
Леда нашла Корта в первых рядах, когда Канг уже выступал перед народом. Корт стоял, не шевелясь, и не издавал ни звука, в отличие от бушующей вокруг толпы.
— Последний изгой пришёл к нам в поселение шестнадцать лет назад. И теперь к нам снова пришёл изгой, — это благословение от Руга. Бог доволен своими детьми, — говорил Турраг, и атлурги одобрительно гудели.
— Как она держится? — спросила Леда, беря Корта под локоть.
— Держится, — эхом отозвался мужчина.
Он посмотрел на Юту. Она стояла совершенно неподвижно, кулаки крепко сжаты, а взгляд направлен куда-то за головы толпы. Выражение её лица было нечитаемо. Но Корт прекрасно знал, что она сейчас чувствует.
Неуверенность, боль и страх. От того, что потеряла всё, что знала.
Но, несмотря ни на что, она держалась. Даже лучше, чем Корт мог ожидать. Возможно, даже лучше, чем держался бы он, если бы в своё время оказался на её месте.
— Что ж, всё закончилось хорошо, — тихо заговорила Леда ему на ухо. — Не бойся за неё, она справится. Так же, как справился ты.
— Сейчас я переживаю не о ней, — отозвался Корт.
— Правда? — насмешливо переспросила Леда, глядя на мужа.
— Ну, не только о ней, — нехотя поправился Корт. — Только послушай Туррага. По его словам, у нас всё просто прекрасно. А главная проблема поселения заключается в том, что делать с бедной девушкой, чуть не погибшей в пустыне: оставить здесь и тратить на неё драгоценную воду или же выкинуть в пустыню. — Корт замотал головой, будто не желая верить в то, что только что сам сказал. — Просто немыслимо.
— Мы знали, что так будет, — отрешённо проговорила Леда, глядя на Туррага, который продолжал самозабвенно говорить. — Он слушает только себя, и ему так нравится то, что он слышит.
Корт усмехнулся. Он снова перевёл взгляд с Канга на Юту.
— Знаешь, я ей не верю.
Леда даже немного отстранилась, чтобы вопросительно посмотреть на мужа.
— Тогда зачем же ты говорил за неё и помогал всё это время?
Корт пожал плечами.
— Я не думаю, что она лжёт. Но и всей правды не говорит. Её реакция, когда она узнала, что её шаттл разбился…
— Мне её реакция кажется совершенно нормальной. Она чуть не погибла, узнала о том, что в пустыне живут люди, и потеряла возможность вернуться домой. И всё в один день.
Корт покачал головой, продолжая смотреть на Юту. Она казалась такой уязвимой, словно раненая птица, которой не выжить без посторонней помощи. И даже если она выживет, то уже никогда не сможет летать.
Но было в ней что-то ещё, почти неуловимое: отчаянное упрямство, жажда выжить. Но не потому, что она хочет жить, а для того, чтобы сделать что-то, достичь некой цели. Корт видел это каждый день в её глазах. Такая, как она, может пережить всё это только для того, чтобы осуществить задуманное — нечто, что не даёт ей покоя. Эта жажда порочна. Она не может привести ни к чему, кроме боли и саморазрушения. Корт хорошо понимал это состояние, потому что когда-то чувствовал то же.
— Нет, — наконец сказал он, когда Леда уже не надеялась услышать ответ и снова отвлеклась на речь Туррага. — Она сильная и не стала бы так убиваться из-за того, что чуть не погибла или же лишилась дома. Она бы не позволила себе плакать при нас, если бы могла сдержаться. Слишком уж сильно она была разбита. Ведь, в конце концов, она осталась жива. Разве не надо порадоваться этому?
— А ты радовался? — легко парировала Леда.
Корт едва заметно улыбнулся. Не тому, что она сказала, а тому — как. Леда всегда с такой лёгкостью спорила с ним. Пожалуй, она была единственным человеком, который всегда мог найти, что ему ответить. Последнее слово всегда оставалось за ней. Но не из-за упрямства или желания самоутвердиться, а потому что она была мудра.