Огненные версты
Шрифт:
Час назад в сторону высоты ушли разведчики с группой автоматчиков. От них пока никаких вестей. Саперы соорудили шалаш, и офицеры штаба, зябко кутаясь в полушубки, трудятся над бумагами.
Далеко за полночь. Возвратились разведчики и автоматчики, привели пленного. Нескладно длинный, в короткой шинели, разбитых сапогах, гитлеровец не то от страха, не то от холода дрожит. Он хорошо осведомлен об организации обороны высоты, расположенных на ней огневых средствах и охотно отвечает на все вопросы, задаваемые переводчиком рядовым В. С. Кочемазовым. Пленный называет довольно внушительное число: на
Разведчик гвардии старший сержант А. С. Бабкин.
Пленного увели. Старший сержант А. С. Бабкин что-то не уходит, на лице — непонятная грусть.
— Афанасий Сергеевич, радоваться надо. Видную птицу взяли в плен. А ты нос повесил.
На глазах у отважного разведчика появились слезы.
— Товарища потеряли, автоматчика Исабетинского, моего друга-земляка. Разрывная навылет.
…Вырыли яму и опустили в нее обернутого в плащ-накидку рядового Исабетинского, Троекратные выстрелы разведчиков сливаются с орудийными раскатами и автоматной трескотней. Челябинцы начали штурм высоты.
Штаб снимается с места. Иду возле свежевырытой могилы. На холмике установлена дощечка. Кто-то из солдат химическим карандашом написал:
«Здесь похоронен доброволец Исабетинский, из Челябинска. Погиб 11 апреля 1944 года».
Нас осыпают осколки разорвавшегося снаряда: гитлеровцы открыли ответный огонь. Над головой щелкают разрывные пули. Недалеко от нас упал солдат. К нему бегут санитары…
Постепенно накал атаки начал спадать. Слишком неравны силы. В оврагах залегли автоматчики, за бугорками укрылись танки. Перестрелка не утихает. Нам неожиданно повезло. На полевой дороге появилась «катюша».
— Выручай, браток, — обратился я к вышедшему из кабины офицеру. — Люди под огнем гибнут, ударь-ка по высоте.
— Минуточку, — отвечает капитан.
Следуют короткие команды. Грохот взрыва. Дым, пламя. Огненные языки потянулись к высоте, а вскоре бригада без особого труда ворвалась в деревню и почти полностью пленила фашистский гарнизон.
На утро меня вызвали в штаб корпуса, а к обеду мы возвращались в бригаду. На заднем сиденье дремали два автоматчика. «Виллис» с трудом переваливал заболоченные лощины. Впереди появилась машина. Подъезжаем. Вижу — «студебеккер» нашей бригады. У пушки с разведенными станинами солдаты. В одном из них без труда узнаю старшего сержанта Левшунова. Он, вытирая паклей масляные руки, неторопливо рассказывает о только что прошедшем бое.
Расставленные вдоль дороги «пантеры» помешали с ходу пробиться вперед. Однако устоять под напором челябинцев не смогли.
— Глядите, вон некоторые из них навсегда остались на поле украинском.
На краю неубранного кукурузного поля еще чадили две «пантеры».
— И нам досталось маленько. Осколком порван шток накатника. Что делать — ума не приложу.
В нескольких метрах от дороги расположился медсанвзвод. Раненых немного — человек семь-восемь. Медики им уже
— Бери раненых и езжай на своем «студебеккере» в госпиталь. Там где-то корпусные склады. Возьмешь запчасти для пушки и боеприпасы. И назад в бригаду.
— Есть, товарищ полковник!
Наш «виллис» катит дальше. Где-то недалеко идет стрельба. Дорога взбегает на бугорок. Слева от нас показывается какая-то машина. Она быстро приближается к нам. Останавливаемся. Вскидываю бинокль. Своя или чужая — не поймешь. На кузов накинут тент.
Вроде бы «шеврале». Метрах в сорока от нас грузовик остановился, и на землю спрыгнули несколько автоматчиков. Дружные автоматные очереди вспороли тишину. Я плюхнулся в небольшую воронку и в сторону машины бросил «лимонку». На землю упали убитые фашисты, загорелась машина. Два оставшихся в живых гитлеровца подняли руки.
Вечером мы нагнали подразделения бригады.
Утром снова бой. Перед обедом меня разыскал Левшунов. Старший сержант едва передвигался. Короткая, не по росту шинель с оборванной полой была изрешечена осколками. Понурив голову, он сказал:
— Не выполнил ваш приказ, товарищ комбриг. Судите.
— Докладывай, что случилось.
Из беседы с Петром Андреевичем выяснилось вот что. В госпиталь они доехали благополучно, а возвращаясь назад, попали под бомбежку. Загорелась груженная боеприпасами машина, осколками ранило Колосаева и Виноградова, оторвало ногу Уфимцеву, убит Мартынец.
Старший сержант, рискуя жизнью, оттащил раненых в безопасное место, оказал им первую медицинскую помощь, а затем на попутной санитарной машине отправил друзей в тыл.
Командир орудия умолк.
— Благодарить тебя надо, Андреевич, людям жизнь спас, — и я крепко пожал руку отважному воину.
Обоюдные атаки продолжались еще несколько дней. Немецкая авиация почти ежедневно наносила удары по частям бригады, по другим соединениям. Но безуспешно.
На Подольщине бесславно закончили свое существование многие части из группировки армий «Юг».
По раскисшим дорогам брели пленные. А мы торжествовали: над Советской Подольщиной взвились красные флаги.
В один из дней нашей бригаде были переданы все уцелевшие танки армии. Мой заместитель по технической части майор Дуэль недовольно бурчит:
— Металлолом челябинцам передали.
Успокаиваю заместителя:
— Подлатаем, товарищ Дуэль, — а у самого на душе кошки скребут. «Тридцатьчетверки» сильно поизносились. У многих из них моторесурсы на исходе. Им бы в пору в капитальный ремонт.
Ночью занимаем оборону северо-западнее города Коломыя.
С трудом разыскал командира стрелкового полка. Его командный пункт расположился в сосновом бору. В землянке, уже хорошо обжитой, мне навстречу поднялся рослый полковник. Оглаживая редкие усы, он настороженно осмотрел меня, на секунду задержал взгляд на танковых эмблемах:
— Вы из штаба армии?
— Никак нет, моя бригада прибыла вас сменять.
— Легки на помине. Рады вас приветствовать, — и полковник крепко пожал мне руку. — Мы тут с начальником штаба только что вели об этом речь. Из штаба армии шифровку вчера получили. — Полковник позвал к себе ординарца: