Огненный цветок
Шрифт:
– Вы любите друг друга?
Мэдди мило покраснела.
– Да, верю, что это так. Иногда я верю в это больше, чем остальные, но теперь, по крайней мере, мне понятно, что жизнь Лиса осложняется не только из-за меня. Если он не готов жениться и осесть на одном месте, это не потому, что недостаточно любит меня. – Она уставилась в пространство и вздохнула. – Признаюсь, я порой надеялась, что мои мечты осуществятся, когда мы вернемся в Дидвуд и у Лиса будет время расставить все на место в своей жизни. Я думала, что, если он будет жить рядом со мной, ему будет не хватать близости,
Бабушка Сьюзен задумчиво поглядела в окно.
– Ты с самого рождения слышала рассказы о карьере моего отца в Сенате Соединенных Штатов и помнишь, не так ли, что его наставником был Бенджамен Франклин? И моего и твоего брата – обоих назвали в его честь. Я помню, что в молодости обсуждала с папой индейскую проблему, и он повторил кое-что, сказанное ему доктором Франклином, а именно, что в большинстве случаев белые пленники, выросшие среди индейцев, отказываются впоследствии от своей расы. Он говорил о случаях, когда белого человека, часто женщину, выкупали и белые обходились с ними со всем возможным уважением, и, тем не менее, он или она при первой же возможности убегали назад… чтобы никогда больше не видеть белых.
Кухню окутали сумерки, усиливая эффект, произведенный ее рассказом.
– Прелестно, не так ли? В молодости я часто мечтала побывать в этом мире. Я рада, что тебе, дорогая, это удалось, прежде чем эта культура не исчезла полностью.
– Да, бабушка, я тоже рада, – горло Мэдди сжалось от волнения.
– Но ты говорила о своих мечтах; касающихся тебя и Лиса, – оживленно произнесла Сьюзен. – Чего мы можем ждать от этого молодого человека?
– Хотела бы и я знать, – Мэдди встала, чтобы зажечь лампу. – Раньше я думала, что все изменится, но теперь здесь мать Лиса, и кто может сказать, что это будет значить? Во всяком случае, думаю, он вряд ли горит желанием привести к себе в дом жену, пока она здесь.
– Не могу представить, Дэниэл, чем ты занимался в эти последние недели!
Энни Сандей Мэттьюз, подбоченясь, стояла в середине просторного дома сына и оглядывалась вокруг с нескрываемым неудовольствием. Ее взгляд упал на скатанную, сбитую постель в углу, скользнул по открытой лестнице на чердак, остановился на втором каменном камине, столе и стульях из бревен и бочек, нескольких корзинах с продовольствием и кухонной утвари.
– Долж насказать, я шокирована. Как ты можешь так жить?
Титус Пим сидел в открытых дверях, попивая из кружки эль и наблюдая, как солнце садится за вершины гор. Наконец он в замешательстве поднялся:
– Я лучше уйду, приятель? Я так рад, что ты и леди вернулись!
– Титус, куда ты уходишь? – спросил ошеломленный Лис.
– Ну, пойду в гостиницу Кастера. Теперь, когда миссис… – его голос смущенно оборвался.
– Мэттьюз, – подсказал Лис.
– Да. Теперь, когда миссис Мэттьюз здесь, чтобы заботиться о тебе, и будет жить в этом доме, ей захочется мира и уединения. Так будет лучше, по крайней мере, пока
Она подошла к двери, чтобы помахать на прощание корнуэлльскому рудокопу, и обратила внимание на маргаритки и цинии, весело цветущие перед бревенчатым домом.
– Вижу, у тебя цветы. Как это трогательно с твоей стороны, мой дорогой мальчик!
Лис еле удержался от саркастического ответа и попытался изобразить свою лучшую мальчишескую улыбку. Обняв Энни Сандей, он умолял:
– Не будь так сурова со мной, мама! Посмотри на этот дом! Это дворец по сравнению с другими домами в Дидвуде. Я просто не успел обставить его как следует.
– Вздор! Ты просто решил жить как язычник, спать на полу, есть бобы из банки и мыться в оловянном тазу!
– А вот и неправда! – возразил он. – Я практически каждый день хожу в баню на Главной улице, особенно в жару. Я даже дополнительно плачу за свежую воду!
– Ну, ну, о тебе, должно быть, говорят в городе с такими шокирующе развитыми обычаями, – Энни отвернулась от него.
– Мама, ты знаешь, что я восхищаюсь тобой более чем кем-нибудь, но я должен быть честен. Такое поведение тебе не идет. Ты не рада видеть меня?
У нее слегка задрожал подбородок:
– Разумеется, рада. Вероятно, мне слишком тебя не хватало, и я пыталась хотя бы казаться сдержанной в этом незнакомом месте и среди множества незнакомых людей. Признаюсь, я начинала беспокоиться, что с тобой что-то случилось. Ты можешь представить себе мой страх, когда я приехала сюда и узнала, что ты отправился к Безумному Коню?
Ее слова теперь текли быстро.
– О Дэниэл, услышав об этом ужасном убийстве на Литтл Бигхорн, я рыдала целыми днями, думая, что ты убит.
– Ты рыдала? Невозможно! – нежно упрекнул Лис, целуя блестящие волосы матери.
– Нет, нет, это правда, – настаивала она. – Слава Богу, У тебя хватило ума дать мне знать, что ты невредим и где находишься. Меня настолько переполняло чувство облегчения, что я, не откладывая, решила ехать сюда. По-моему, если говорить совершенно честно, у меня было такое чувство, что я вернулась в те времена, когда твой отец оставил меня в Вашингтоне и уехал к границе. Я постоянно жила в страхе, что он не вернется домой, что индейцы, которым он так сочувствует, убьют или изувечат его, но никогда не сказала ему ни слова об этом, и он в конечном счете перестал уезжать. – Энни Сандей, взяв себя в руки, заговорила спокойнее: – Должно быть, ты прав. Я устала и так счастлива что вижу тебя, дорогой. Ты не против, что я приехала?
– Против? – отозвался Лис. – Я люблю тебя, мама. И очень рад видеть тебя!
– Ну что ж, тогда все решено. Совершенно очевидно что тебе нужна моя помощь по дому! Ему нужно гораздо больше, чем несколько цветочков, Дэниэл!
– За цветы ты фактически можешь поблагодарить Мэдди. Это ее дело. – Его взгляд устремился к соснам, разделяющим их дома.
– Кому? О да, мисс Эвери. Она, кажется, очень милая молодая леди. Я подружилась с ее отцом! – Энни Сандей задержалась взглядом на лице сына, стряхнула с себя страхи, и ее настроение поднялось.